Долгое дело

— Я, Сергей Георгиевич, полагала, что с вами больше не встречусь.

— Мир тесен, Аделаида Сергеевна.

— Да, как ваш кабинетик.

Рябинин всматривался. Удивлена вызовом, испугана, напряжена, растеряна? Равнодушна — не спокойна, а именно равнодушна. Но почему? Виновного человека вызов в следственные органы настораживает, невинного — удивляет. Она же равнодушна. Маска, это уже нацепленная маска. Но ведь невинный человек маску цеплять не станет.

— Что вас интересует, Сергей Георгиевич? — смиренно спросила Калязина.

— Как всегда — правда.

Он помнил первый допрос — там тоже было смирение до тех пор, пока она не догадалась, что у него нет доказательств.

— Вы же знаете, я говорю только правду.

Рябинин улыбнулся — намеренно и откровенно, чтобы возмутить её покой. Но Калязина тоже улыбнулась — намеренно и откровенно показывая, что в мире ещё нет такой иронии, которая бы её задела.

— Тогда расскажите, что вы делали пятнадцатого июня.

Он попал… Калязина замешкалась — на секунду, на почти неуловимый миг, в который она непроизвольно повела взглядом, расслабила щёки и разомкнула губы для бессознательного ответа. Она! Конечно, она.

— Я не помню. Вероятно, была на работе…

— А шестнадцатого июня?

— Помню. Утром пришла на работу, где пробыла до обеда. Потом ходила в детский садик на вспышку коклюша. В девятнадцать часов вернулась домой.

Вот как: не в семь часов, по-обиходному, а в девятнадцать, по-вокзальному, по-военному.

— Тогда уж в девятнадцать ноль-ноль, — улыбнулся Рябинин ещё той, намеренной и откровенной улыбкой.

Она! Не помнит пятнадцатое июня, но хорошо помнит шестнадцатое. Как не помнить — бриллиант украли шестнадцатого, поэтому алиби на этот день приготовила и не ждала, что он спросит про пятнадцатое. Конечно, она!

— Кто может подтвердить ваше алиби?

— Справьтесь в санэпидстанции, в садике…

Петельников уже справился — всё верно. Но её путь в детский садик лежал мимо ювелирного магазина.

Рябинин вдруг огляделся в своём маленьком кабинете, словно что-то потерял. Вопросы, у него кончились вопросы, да их и не было, кроме двух. Он надеялся на импровизацию, которая почти всегда удавалась. Но не с Калязиной.

— Вас не удивила проверка алиби? Вы не интересуетесь, зачем вас пригласили? — вдруг спросил он.

— Я знаю.

— Ну и зачем?

— Какой-нибудь пустяк.

— По пустякам я не вызываю.

— А по серьёзным преступлениям повесткой не вызывают.

— Как же?

— А то вы не знаете, — улыбнулась она спокойнейшей улыбкой. — Хватают на месте преступления, забирают дома, задерживают на работе…

— Да, убийцу, — согласился Рябинин и, впершись давящим взглядом в её глаза, во мрак её зрачков, добавил стихшим голосом: — А в случае, например, кражи бриллианта вызывают повесткой.

Мрак зрачков не дрогнул, да он этого дрожания и не рассмотрел бы… Не убежал её взгляд, не шевельнулись губы, и не легла на лоб испарина… Тень, по щекам скатилась странная, не тёмная, но всё-таки тень — как птица пролетела за окном. И он вспомнил такую же тень и ту же мысль о заоконной птице во время первого её допроса — тогда Калязина говорила про шубу…

Она! Она украла и шубу, и бриллиант.

— Не понимаю вашего странного примера, — почти жеманно сказала Калязина, равнодушно отворачиваясь.

Столько спокойствия. Откуда оно? Почему? Неужели возможно быть спокойным, совершив тяжкое преступление?

И всё-таки был у него один хороший вопрос:

— Скажите, шестнадцатого июня вы заходили в ювелирный магазин?

— Нет не заходила.

Хорошо. Сейчас он запротоколирует её ответ. Очень хорошо. Если бы она призналась в посещении магазина, то поиск свидетелей становился бы бесполезным. «Да, была. Да, бриллиант смотрела. Ну и что?» А теперь свидетель, если таковой отыщется, уличит её во лжи. «Как не были, когда я вас видел». Нет, она не умная — она хитрая.

И промелькнуло, исчезая…

…Хитрость — признак умишка. Простота — признак ума…

Рябинин отрешённо глянул в протокол, силясь что-то додумать или вспомнить.

И промелькнуло вослед, исчезая…

…Простота — зеркало души. Хитрость — зеркало душонки…

Был у него ещё один вопрос, глупый: «Скажите, пожалуйста, это вы украли бриллиант в ювелирном магазине?»

— Прочтите…

Она спокойно — всё спокойно — подписала текст и лениво потянулась за шляпой.

— До свидания, — попрощался Рябинин.

— Не за что, — ответила Калязина.

— Как?

— Извините, мне показалось, что вы сказали «Спасибо за визит».

И пошла к двери.

Поражённый Рябинин — не словесным фокусом — смотрел ей вслед… Спина, тёмная спина. Палевая, воздушная кофточка была мокрой от пота. Равнодушная Калязина… Да весь допрос она потела от страха! Она, это она украла бриллиант и погубила Пленникову. Остаётся лишь доказать.