Долгое дело

…Как легко быть модным, как трудно быть современным…

Они вышли на тёмный и свежий воздух. Летние запахи, уже августовские, мягко сквозили по тихому переулку. Осенние цветы, лежалые арбузы и мокрый асфальт… Уже август. Уже, уже…

— Сергей, как бы она на опознании тебя не сублимировала.

— Ну, видеть с повязкой может любой опытный фокусник. Когда её надевают, нужно так сморщиться, чтобы осталась щель. А вот мой сосед в кофте…

— Пока ты беседовал с этой настырной дамой, я разгадал. Он уселся с тем парнем в буфете.

— Вот как?

— Наверное, работают в эстраде.

Тёмный и свежий август вёл их по переулку. Тёмный и свежий август зажёг уютные окна. Плоские асфальтовые лужи отражали невесть какой свет — близких ли окон, далёких ли звёзд… Лёгкий, ещё не осенний холодок падал с ещё не осеннего неба. И от этого ещё уютнее светились окна.

— Между прочим, я рядом живу, — сообщил инспектор этим окнам.

— Лида ждёт.

— Позвонишь. У меня есть коньячок.

— Поздно уже.

— Пиво бутылочное есть.

— Завтра рано вставать.

— Сделаю шашлыки.

— На ночь-то?

— Арбуз большой.

— Как-нибудь…

— Чай заварю!

— Так бы и говорил…

Из дневника следователя.

Неужели счастливые люди мне неинтересны только потому, что все они похожи друг на друга? Не поэтому — они глухие-слепые. Счастье занавешивает уши и застилает глаза. Они перестают прислушиваться и приглядываться. И главное, счастливые перестают сопереживать. Поэтому к счастливому человеку я равнодушен, как к преуспевающему. Может быть, поэтому в своих тщетных поисках я обхожу стороной это зыбкое состояние — счастье.

Добровольная исповедь.

После Короля у меня было три истории.

Первая, может быть, для меня самая обидная.

Как-то пошла я с подружкой на каток — свитер у меня был норвежский. Ну и растянулась на льду в этом свитере. Поднял меня высоченный парень, лобастый, окает. Он только что кончил университет, какой-то морской геолог. Носил уценённые костюмы. Из деревни слали ему сало и пироги с солёными груздями. Упрямый и упорный, как деревенский бык. Привязался — ну проходу нет. А мне его показать людям стыдно. Пришёл он как-то, когда у меня гуляла компания. Посмеялись мы над ним вволю — и над оканьем, и над салом, и над его окладом… Он ушёл. Лет через десять мне пришлось кусать локти. Знать бы, где упасть… Соломки бы…

Лет через десять он стал доктором наук и получил Государственную премию.