Долгое-долгое детство

Когда я был очень маленьким, Губернаторская была на краю света, а каждый житель ее - глубокой тайной. Только потом, понемногу подрастая, я стал понимать, откуда у этой гордой голытьбы такие повадки. Единственной их опорой, их оружием и щитом было высокомерие. Надо же выставить хоть что-то против достатка, силы, престижа других. Бедные, гордые, нелепые "губернаторы"! С тоской и грустью вспоминаю вас - и живых, здравствующих поныне, и давно уже покойных.

Я иду по Губернаторской за околицу, искать теленка.

Возле своих ворот стоит Асхат, его белые, как лен, волосы поблескивают на солнце. И глаза у него похожи на цветы льна - синиесиние. Я его знаю, но вместе мы еще ни разу не играли. Этот сейчас или камнем в меня запустит, или язык покажет, или Пупка вспомнит - и про себя уже готовлюсь дать отпор.

- Эй, малай*, сюда шагай! - крикнул он. Ишь, как складно приказывает.

- Сам шагай. Я теленка ищу, - огрызнулся я.

- Не бойся, я на людей не бросаюсь, цел останешься.

Я встал, сжал крепко правый кулак и спрятал за спину - видать, сгодится. Он не спеша подошел, посмотрел на меня - будто синие зайчики пробежали - и чуть не уперся раскрытой ладонью мне в нос.

- Чем пахнет?

Я растерянно захлопнул рот. Если бы он не пустую ладонь показал, а кулак - тога все ясно. Мальчишки, когда хотят драку затеять, дают кулак понюхать...

- Ну, говори же, чем пахнет? - повторил он. "Псиной", - хотел отшить я, но его бесхитростная улыбка удержала меня.

- Нет, ничем не пахнет.

- Да ты хорошенько нюхай, - не отставал он. - Тяни носом-то.

Он так напирал, что я и вправду стал нюхать грязную растрескавшуюся ладонь. Но какого-то одного ясного запаха отобрать не смог.

- Эх ты, - бросил он презрительно, - даже этого не знаешь. Лепешкой пахнет, с маслом лепешка была. Только что лепешку ел.

И это меня удивило - нашел чем хвастать! Ел он лепешку или не ел мне-то какая нужда!

- Ел так ел, подумаешь... Я теленка ищу.

- Хочешь вместе? Я тебе его живо найду.

- Найдешь так найдешь...

К Малому Оврагу (так это место у нас называют) мы уже подходили, держась за руку. Асхат за это короткое время уже приручил меня.

- Эй, подожди-ка, чего это у тебя карман оттопырился?

- Горбушка.

- Врешь. Камень, наверное.

Малай - мальчик.

- Вот, если не веришь, - я достал из кармана порядочный кус хлеба. - Теленка приманивать.

- Ну, теленка мы и так пригоним. Давай лучше сядем и съедим эту горбушку.

- Сам хвастал, что лепешку недавно ел...

- Одними лепешками сыт не будешь. Их с хлебом надо есть.

- Так и ел бы.

- Не было хлеба, - отрезал Асхат.

Чудно в этом мире! У одних все время лепешки - хлеба нет, у других же один хлеб - лепешек и не видят. Скажем, у нас вот лепешки только по пятницам бывают. Асхат посмотрел на хлеб, облизнул губы и причмокнул.

- На, ешь, - я отдал ему горбушку. Он осторожно разломил хлеб и половину протянул мне. Я отказался.

- Бывают же люди, уже и хлебом их не соблазнишь, - сказал он, усаживаясь на траве, вытянул тощенькие ноги, разгладил на коленях подол рубашки и принялся неспешно есть. Крошки, изредка падавшие на подол, он тут же собирал в горсть и отправлял в рот.

- Хлеб сидя нужно есть, - пояснил он мне, - стоя ни за что не наешься. Крошку на землю уронишь - грех. А за каждый грех в аду жечь будут - это когда умрешь. - Он медленно дожевал и проглотил последний кусок. Но вставать не торопился. После горбушки у него, видно, совсем хорошо на душе стало, и он преподнес мне поучительную историю.

- Отец рассказывал, ехал как-то один царь верхом по степи, давнымдавно это было. Ехал он, ехал и проголодался. Достал тогда царь кусок хлеба из-за пазухи и прямо в седле, не слезая с лошади, начал есть. Некогда, значит, было царю, спешил очень. Вот он уже откусил и последний кусок, как тут одна маленькая крошка скатилась на землю. Спрыгнул царь с коня и начал ту крошку искать. Ищет, ищет, найти не может. Три дня, три ночи вокруг своего коня на четвереньках ползал. Так и не нашел. А на четвертый день вернулся царь домой - беда черная, как черная туча, накрыла его золотой дворец. Ровно три дня тому назад утонул любимый царский сын. Испугался царь, что и на этом гнев божий еще не весь излился, и там, где упала хлебная крошка, поставил мечеть со множеством минаретов. Смилостивился после этого бог или нет - про то нам неведомо, до нас не дошло.

Вот какие истории знает этот чудной малай! С оглушительным стрекотом над самой головой пронеслась сорочья стайка. А вот это и я знаю, сорока-белобока своих детей летать учит. На той неделе скворцы и ласточки учили, а сегодня - сороки. Я проворно схватил камень и, прицелившись, бросил в стаю.

- Сорока, сорока, на тебе, воровка!

- А если попадешь? - вскочил Асхат.

- Стерпят. Сорока ведь, не соловей. Она яйца ворует.

- И сороке свое дитя - единственное, и в ней душа бьется. У всего душа есть - у деревьев, у камня, у каждой травинки, видишь, как она вверх тянется, даже самая маленькая. Порежешь палец - красная кровь пойдет, а сломай ветку - тоже кровь выступит, только светлая кровь. Стукнешь железом о железо - зазвенит, правда? Это железо так плачет.