Долгое-долгое детство

Девушки в белых фартуках, женщины в платках с завязанными на затылке концами, юноши в распахнутых рубахах, мужчины с мокрыми от пота и белыми от соли спинами, положив серпы на плечи, на мгновение умолкли. Поле вызревшей ржи, застыв, как тихое озеро, дремало перед нами. Кажется, прыгнут сейчас люди с берега и поплывут, широко раскидывая руки.

Вдруг Ак-Йондоз, стоявшая между Нисой и Хамзой, решительно выступила вперед. Вышла и быстро повернулась к нам. Сначала она подоткнула подол зеленого сатинового платья, по локоть засучила рукава, косы с звенящими накос-никами обвила вокруг шеи и завязала за спиной. И только потом, как выдергивают саблю из ножен, взмахом сняла с левого плеча с красной ручкой лунный серп свой. В ее глазах прыгали искорки непонятной, дотоле невиданной в ней удали. Всегда улыбчивые красивые губы сейчас сузились и затвердели.

Ждут. И Ак-Йондоз стоит, чуть расставив ноги. Казалось, очень много времени прошло. В какой-то миг мне даже почудилось, что все это происходит во сне. Нет, пока что явь. Эта красивая сноха, стоящая сейчас на меже, еще много раз потом будет приходить в мои сны. И вот так же будет стоять: то на острие высокого утеса, то над самым краем страшного водопада, то в горячих струях гудящего пожара. И, взмахнув над головой лунным осколком серпа, готова уже будет полететь со скалы, упасть в стремнину, рухнуть в огонь, как я проснусь. Лишь в яви еще блеснет прощально ее серп с красной ручкой. Проснусь - и радости моей не будет конца.

Может, не так уж и бессмысленны были мои сны, может, все дни АкЙондоз на эти сны были похожи...

Весь народ в изумлении смотрит: что же наша всегда сдержанная и благонравная невестка затеяла? Все глаза на Ак-Йондоз устремлены. Один Хамза на это зрелище не глазами, а раскрытым ртом уставился.

- В нашем краю мужчины не в еде, а в труде состязаются, - сказала Ак-Йондоз. Опять, как прежде, мягким звоном зазвенел ее голос, ни задора в нем, ни заботы. - Кто храбрый? Кто из мужчин выйдет со мной состязаться? Чей серп моего серпа проворней?

Все стоят, молчат растерянно. Ак-Йондоз опять сказала, поддразнивая:

- Разве перевелись мужчины в этом ауле?

Я сам не заметил, как отыскал глазами Марагима. Он стоял на дальнем конце межи самым первым. Хотелось крикнуть: "Тебе же она говорит, тебе! Чего мнешься?"

- Давай, Хамза, - сказал наш Рыжий сват, - коли так пошли дела, выходи с женой состязаться, докажи, что ты мужчина.

- Давай, Хамза, давай, - поддержали остальные.

- Верно усатый говорит, пусть Хамза состязается.

- Посмотрим, чей базар выше!

- В другой раз посмотришь, - буркнул Хамза, - я свою жену и без состязания давно победил. И состязаться нечего.

- Братья, всем же аулом осрамимся! - кипятился наш горячий сват. Сам бы вышел, да серп тупой, руки нескладны. Языком-то много не нажнешь. Неужто кроме меня и удальца нет?

Марагим неторопливо прошел вдоль межи, встал перед Ак-Йондоз. Рядом с ним другие мужчины ростом пониже да статью пожиже кажутся. Поэтому, кто самолюбив, стараются возле него не крутиться. А вот тонкая, как форель, Ак-Йондоз рядом с богатырем не потерялась, меньше не стала, даже выросла будто. Вот чудеса!

- Я выхожу! - сказал Марагим. - Отмерь по три шага, Муртаза!

И только теперь поднял взгляд на Ак-Йондоз. Знакомый румянец охватил ее щеки и тут же погас.

- Победивший поцелуй получит, проигравший потеряет честь... сказал словами песни наш ремень проигравший сват.

- Мужская честь - не ремень. Это ремень потеряешь, так веревкой перепояшешься, - поддел его кто-то.

- Погибель батыра - в женщине - так ведь говорят, - воспрянул вдруг Марагим. - Что будет, то будет. От Ак-Йондоз и позор поражения за почет, за награду приму.

- Не о великой же награде помышляешь, Марагим, - сказала Ак-Йондоз, и еле приметная улыбка мелькнула на ее красивых губах.

- Что назначено - то суждено... - вроде усмехнулся и тот. А у самого синие глаза были такие печальные. Он снял с плеча серп, и взгляд его оживился. - Решились, Ак-Йондоз! Ты гори - и я не погасну...

Какие красивые слова сказал вдруг Марагим! Смысл их я хорошо понял. У остальных, думаю, на это смекалки не больно-то хватило. Люди, перебивая друг друга, начали обговаривать условия.

- Снопы сами будут вязать? - спросила Ниса-апай.

- Сами, сами!

- Пусть жнут и сразу вяжут!

- Нет! Нет! Пускай сначала все сожнут, потом вязать будут.

- Эй, ямагат! Как самим сподручно, пусть так и делают.

- Как сами хотят! Все равно по последнему снопу считать будем!

Тем временем мой Самый Старший брат Муртаза отсчитал на продольной меже осьминника два раза по три шага и, связав узлом в трех местах три пучка ржаных стеблей, наметил две делянки. Потом перешел на межу напротив и сделал три такие же отметки там. Остальные мужчины, связав все вожжи, сладили по три аркана, такие, чтобы поперек осьминника достали. И точно по отметкам от межи к меже протянули эти арканы. Получилось - по чести-справедливости - одинаковые две делянки.