Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории

Этот дневник, начатый в 1894 году, еще при жизни незабвенного Государя Александра III, как бы продолжает непрерывную связь с тем, что было, когда он был жив и правил мудро… И вот на расстоянии 1894–1899 годов, как будто прошло не пять лет, а гораздо больше. Пять лет! И мы переживаем современное положение… И неужели невозможно просветление?…Неужели не вернемся на путь Александра III не на словах, а на деле?

15 апреля

Что-то будет, гнетет мысль об общем положении, поворотный, решительный момент наступает. Куда должна направиться будущая Россия, куда ее повернут теперешние хозяева? И все это «искусственно», а пожалуй потом найдутся историки, которые будут толковать, что это было «неизбежно». Нет, тысячу раз нет! Ведь все после такого наследия было в руках… Только иди прямо и честно по этому пути, без влияний и уловок, без лжи…

Неудержимо захотелось вон – подальше от этой придворной обстановки, от этих людей, и с наслаждением думаю о скором отъезде. Нет, я не гожусь для этой жизни, давно отстал от нее и отвык!..Ценю и помню все доброе, но все же – подальше!..

Да, графу были дороги вечера в его Фонтанном доме, когда собирались писатели, поэты, философы – и шли споры-разговоры, конечно, о судьбе России, о славянофилах и западниках. Или просто слушали музыку и изредка перебрасывались отдельными фразами.

Но – увы! – впереди уже маячил 1905 год.

* * *

Россия – как океан. Вода его настолько сильная, что в ней, сливаясь, не растворяются отдельные ее части – Азия, Кавказ, Крым, северные земли… Смешно и глупо вызывать вражду: большая территория не подминает под себя народы, а если давит, то лишь в той степени, которая необходима для сосуществования. Уймитесь все, кто разрубает этого гиганта на куски!

Некоторые историки видят вечное противоборство двух течений: федералистского (вечевого) и государственного (державного).

А Украина? Даже Костомаров признавал, что «мысль об отделении Малой России от империи в одинаковой степени нелепа, как мысль о самобытности всякого удельного княжения, на которые когда-то разбивалась Русская земля…».

* * *

Граф радовался, когда в гостиной на креслах сидели густо бородатый Аксаков и еще более густо бородатый Самарин. Говорили об истории, России, о Ключевском, который утверждал, что история ничему не учит, но строго наказывает тех, кто не выучил ее уроки.

Еще жив П. А. Вяземский, поблекший, почти лысый, но с тем же острым взглядом умных глаз (жена его, которую Пушкин называл княгиня-лебедушка, пребывала за границей). Еще присутствовал Тютчев, тоже постаревший, в очках с тонкой оправой; однако ни тот, ни другой не потеряли способности отстаивать свои мысли.

Шереметев слушал, не пропуская ни слова. В записной книжке как-то отметил (речь, видимо, шла о Пушкине):

«В числе слушателей был и Ф. И. Тютчев. Помню одобрительный его поклон при словах: „Блеск придал царственным рукам“, – и как поморщился после слов: „И Питер вызвал из болот“. Кончилось чтение, гости начали уже расходиться, как в углу гостиной разгорелся горячий спор, о чем – припомнить не могу. Спорил Петр Андреевич с Тютчевым, спор доходил почти до крика. Князь вскакивал и ходил по комнате, горячо возражая своему противнику…»

Граф был моложе их всех, к тому же весьма красив: внимание к гостям, большие материнские глаза, пушистые, как у девицы, ресницы. Он особенно ловил слова, касающиеся Пушкина. В Остафьево уже было выделено место…

Последний русский царь

XX век – конец монархии

Правление – Николая II – не вызывало у Г.С.Ш. энтузиазма. Исчезали скрепы в обществе, которое возглавлял Александр III. И, следовательно, надо было решать проблемы собственным умом. Надо было думать о том, как распорядиться накопленными в поколениях капиталами, и таким образом, чтобы была польза России.