Долгое ожидание. Письма Скорпиона

Барди снова кинулся на него, и теперь правый кулак Джорджа свалил его, а внутренний голос воскликнул: «За всех них… и за тех, кого я не знаю».

Снова и снова вставал Барди, снова и снова ударял его Джордж — как машина, ломающая огромный дом, разрушающая давно сгнившие перекрытия.

Наконец Скорпион не смог подняться с бетона. Он повернулся, поднял затуманенные, неподвижные глаза и окровавленными, запекшимися губами произнес слово, ставшее его собственной эпитафией.

— Сволочь! — прохрипел он.

Джордж постоял, пошатываясь и ощущая, как ноет его истерзанное тело, услышал, как горящий за спиной дом наполняет ночь тысячами безумных голосов, и почти бессознательно заметил, как рука Барди лезет в карман пиджака. Поверженный Скорпион сунул что-то в рот, вскинул голову, глотая это что-то, приподнятое на локте туловище его почти тотчас обмякло, по рукам и ногам пробежала судорога, голова упала на бетон, а широко раскрытые глаза, уже ничего не видящие, неподвижно уставились туда, где алели отблески пожара.

Джордж отвернулся от Скорпиона и пошел к парадному виллы. По ступеням спускались Элзи и обнимавшая ее за плечи Николя.

— Что с ним? — спросила Николя.

— Он мертв, — ответил Джордж. — Отравился. Он знал, что рано или поздно наступит ночь, подобная сегодняшней, и готовился к ней. Пойду за Лоделем…

И Джордж двинулся мимо женщин к черному ходу.

Эпилог

Сентябрь 1964 г.

Его разбудил дождь — надоедливый, нудный, осенний — и сильный порыв ветра с моря, сотрясавший оконные рамы. Он с трудом пробудился и еще в объятиях то ли грез, то ли воспоминаний смотрел, скосив глаза, на потоки воды, струившиеся по стеклам.

В такие минуты он помнил происшедшее наиболее ясно, оно возвращалось к нему в разрозненных, но ярких образах… Элзи, благополучно устроившаяся в Англии вместе с сыном, вдруг превращалась в высокую древнегреческую жрицу, выполнявшую давний обет… Распластавшийся на бетоне Скорпион, его лицо розовело в отблесках пожара… И яростный треск и гул пожиравшего виллу пламени.

Джордж выскользнул из постели, подошел к окну, оглядел море, что пенилось под ветром внизу у скал, пальмы, чьи похожие на корзины верхушки сильно раскачивались, длинные песчаные змейки, гонимые ветром по пляжу, трепещущие красно-желтые навесы, надутые, словно паруса. Огромный вал с ревом ударился о скалу, вздыбился вверх, поднял здоровенную шапку пены, закрывшую, казалось, весь мир.

Позади Джорджа раздался голос Николя:

— Что ты там делаешь?

— Гляжу на шторм. Если он вскоре не прекратится, нашему отелю придется стать на якоря.

— Который час? — Голос у нее был сонный.

— Пять утра.

— О, Боже…

Он, не поворачиваясь, улыбнулся. Услышал, как она заворочалась в постели. Потом спросила:

— Ты всегда встаешь в пять и начинаешь слоняться по комнате?

— Ты к этому быстро привыкнешь. Она сонно сказала:

— Ложись обратно. Да взгляни на свои плечи. Они сгорели ко всем чертям. Смажь их чем-нибудь.

— Я? Разве это не твое дело? Ты забываешь о своих обязанностях.

Николя улыбнулась ему и, выпростав из-под одеяла руку и плечо, маняще похлопала по смятой постели рядом с собой и спросила:

— Неужели?

Джордж лег рядом, прижал ее к себе, и под шум ветра за окном сказал, желая поддразнить ее:

— Самое время встать и прогуляться под дождем…

Она в отчаянии закатила глаза.

— Почему никто не предупредил меня…

Он прервал ее поцелуем.