Клерк пишет в большой книге, стенографически набрасывая зачитываемый вердикт. Когда вердикт зачитан, клерк садится на стол и переписывает вердикт обыкновенными буквами, а старшина стоит, вцепившись в поручень перед собой.
Расшифровка занимает полных четыре минуты. Пока клерк пишет, никто в комнате не разговаривает.
Отчетливо слышно шуршание и потрескивание шелкового одеяния клерка.
Наверху, на галерее для публики, женщина старается подавить кашель. Оконные стекла в высоких окнах дребезжат, когда мимо по улице громыхает автобус.
Город снаружи замер. Никто не ожидает вердикта, все ожидают приговора.
Публика в суде ведет себя почтительно, но на улице дисциплине приходит конец.
Толпа осаждает здание, радостно болтая друг с другом, смеясь. Кто-то поет баритоном строчку из песни. Полицию уже раздражает то, что толпа перекрывает дорогу. Полицейские беспокоятся, что если их вынудят рассредоточиться, люди станут неуправляемыми.
Внутри застывшего суда слышится высокое шипение отдаленного шиканья.
Уильям Уотт и Питер Мануэль сидят там, ожидая, когда решится их судьба. Оба смотрят прямо перед собой, сознавая, что за ними наблюдают. Пока Уотт ждет приговора суда, его бежевый костюм темнеет под мышками. Пот течет по его спине. Он дрожит и не может глубоко вдохнуть. Он хочет ослабить узел галстука, но знает, насколько карикатурно виноватым будет выглядеть этот жест. Он не совсем лишен проницательности.
Мануэль спокоен. Он слышит, как пульс лениво бьется в его виске. Ему легче: он уже проходил через это много раз.
Они ждут.
Клерк заканчивает расшифровку вердикта. Он встает, разворачивает исписанный лист и зачитывает его старшине присяжных. Запись вашего вердикта верна?
Старшина отвечает утвердительно.
Клерк кивает, разрешая старшине сесть. У внезапно освобожденного от выполнения своих обязанностей старшины подгибаются колени, и он неуклюже падает на дубовую скамью. Громкий треск проносится по безмолвному залу.
Клерк протягивает лист с вердиктом лорду Кэмерону и снова поворачивается лицом к публике, направляясь к своему столу. Когда он садится, лорд Кэмерон что-то шепотом ему говорит. Клерк шепчет в ответ, и Кэмерон, не шевельнув аристократической бровью, кивает мистеру Гиллису.
М. Дж. Гиллис встает и просит суд вынести приговор по обвинениям четыре, шесть и семь. Вердикт по убийствам.
Лорд Кэмерон кивает. Потом говорит, обращаясь к залу, но глядя на Мануэля, стоящего у скамьи подсудимых.
– По приговору суда вас отвезут отсюда в тюрьму Барлинни, в Глазго, где вы будете содержаться до девятнадцатого июня. В этот день в означенной тюрьме Барлинни, Глазго, между восемью и десятью часами, вы будете преданы смертной казни через повешение.
Зал готов взорваться, но лорд Кэмерон был коммандо на войне. Он знает, что в выполнении жестоких задач жизненно важна быстрота. Он протягивает руку к специальной полке под своим столом. Плавным движением поднимает обеими руками черную треугольную шляпу, держит ее над головой и декламирует официальную формулировку, которая делает приговор обязательным к исполнению:
– Сим вынесен смертный приговор.
Он поднимает шляпу, убирая ее от головы – коронация наоборот.
И как только он это делает, в клети для подсудимого поднимается суматоха. Маневр был настолько проворным, что публика, озадаченная надеванием странной шляпы и архаичной грамматикой, не смотрит вниз до тех пор, пока не становится почти поздно.
Клеть для подсудимого пустеет, как будто из нее выдернули затычку, все исчезают на спиральной лестнице, ведущей к камерам внизу. Публика вскакивает на ноги и смотрит вниз. Все, что они видят, – это пустую клеть и последнего полицейского, исчезающего под землей. Все, что они слышат – это топот ног, бегущих по каменным ступеням.
Это сигнал.
Внезапно все начинают двигаться, кричать, перегибаться друг через друга. Уильям Уотт закрывает лицо, чтобы спрятать свой стыд. Он плачет. В тени галереи для публики прижавшийся спиной к стене Лоренс Даудолл видит, как трясется его большая лысая склоненная голова. Даудолл возводит глаза к потолку, отворачивает лицо в тень и молча возносит благодарственную молитву. Скамьи для прессы пусты вокруг двоих мужчин. Наверху публика ревет от ярости, глядя на пустую клеть, – у нее отобрали шанс забросать подсудимого оскорблениями. Женские голоса на балконе высокие, и эхо тут же становится невыносимым.
Судебный пристав вскакивает на ноги.
– СЯДЬТЕ И УТИХНИТЕ!
Все застывают. Мучительную тишину прорезает резкий металлический звук, рикошетом отдающийся от одной стены к другой. Это звук закрывающейся двери в задней части нижнего ряда. Журналисты ушли, чтобы передать новости для вечерних выпусков газет.
В установленной приставом внезапно наступившей тишине суд слышит, как движется толпа в каменном зале за дверью, слышит гром, отдающийся от высокого каменного купола, когда пятьдесят журналистов бегут к общественным телефонам возле дверей.
История выплескивается на улицу.
Тысячи человек, ожидавших вестей под бурными струями майского ливня, все еще ждут, уставившись на дорический портик… И ждут.