Ворота были открыты, над ними на проволоке висело объявление: «Частное владение. Въезда нет». Воздух был теплый, тихий, напоен кошачьим запахом эвкалиптов.
Я въехал в ворота, поднялся по усыпанной гравием дороге на пологий склон холма, по другой стороне спустился в неглубокую долину. Здесь было жарко, градусов на пять-десять жарче, чем на шоссе. Дорога заканчивалась петлей вокруг газона, огороженного выбеленными камнями. Слева был пустой плавательный бассейн. Ничего нет бесприютнее пустого бассейна. С трех сторон его окружала запущенная лужайка, усеянная шезлонгами с сильно выгоревшими подушками. Подушки были разноцветные — синие, зеленые, желтые, оранжевые, ржаво-красные. Швы на них кое-где разошлись, пуговицы отскочили, и в этих местах вздулись пузыри. С четвертой стороны виднелась проволочная ограда теннисного корта. Трамплин над пустым бассейном казался разболтанным и усталым. Обивка на нем торчала клочьями, а металлические крепления обросли ржавчиной.
Я доехал до петли на дороге и остановился у деревянного дома с покатой крышей и широкой верандой. Двойные двери были затянуты сеткой. На ней дремали большие черные мухи. От дома между вечнозелеными и вечно пыльными калифорнийскими дубами расходились тропинки. Среди дубов по склону холма были разбросаны маленькие коттеджи, некоторые были почти целиком скрыты зеленью. У тех, которые я разглядел, был запущенный нежилой вид. Двери закрыты, окна занавешены какой-то унылой тканью. На подоконниках явно лежал толстый слой пыли.
Я выключил зажигание и посидел, прислушиваясь и не снимая рук с руля.
Ни звука. Это место казалось мертвым, как мумия фараона, разве что дверь за сеткой была открыта, и в полумраке комнаты что-то двигалось. Потом раздалось негромкое четкое посвистывание, за сеткой обозначилась фигура мужчины, он распахнул ее и стал спускаться по ступенькам. Глаз от него было не оторвать.
На нем была плоская черная ковбойская шляпа с плетеным ремешком под подбородком. На нем была белая шелковая рубашка, безупречно чистая, с отложным воротником, тугими манжетами и пышными свободными рукавами. Шею обматывал черный шарф с бахромой — один конец короткий, другой свисал почти до пояса. На нем был широкий черный кушак и черные брюки — угольно-черные, на бедрах в обтяжку, простроченные золотом по боковому шву до разреза; внизу они расходились широким клешем, и вдоль разреза по обеим сторонам шли золотые пуговицы. На ногах у него были лакированные танцевальные туфли.
Сойдя с лестницы, он остановился и взглянул на меня, продолжая насвистывать.
Он был гибкий, как хлыст. Из-под длинных шелковистых ресниц смотрели глаза дымного цвета, самые большие и самые пустые, какие я видел в жизни. Черты лица тонкие и правильные, но резкие. Прямой нос, красивый припухлый рот, на подбородке ямочка, и маленькие уши, аккуратно прилегающие к голове. Кожа была того бледного оттенка, который не поддается загару.
Он встал в позу, подбоченившись левой рукой, а правой описал в воздухе изящную дугу.
— Приветствую, — промолвил он. — Чудный денек, правда?
— Для меня жарковато.
— Я люблю, когда припекает. — Заявление было решительным, окончательным и обсуждению не подлежало. Мои вкусы его не интересовали. Усевшись на ступеньку, он извлек откуда-то длинную пилочку и стал обтачивать ногти. — Вы из банка? — спросил он не подымая глаз.
— Мне нужен доктор Верингер.
Он перестал орудовать пилкой и поглядел в жаркую даль.
— Это кто такой? — осведомился он без особого любопытства.
— Хозяин здешних мест. Чего скромничаете? Как будто не знаете, черт побери. — Он снова занялся ногтями.
— Чего-то путаешь, старичок. Здесь хозяин — банк. Конфисковали — просрочена закладная, что ли. Не помню подробностей.
Он взглянул на меня, давая понять, что подробности его не интересуют. Я вышел из «олдсмобиля» и прислонился к горячей дверце, потом перешел подальше, где можно было дышать.
— И какой же это банк?
— Если не знаешь, значит, ты не оттуда. Если не оттуда, значит, тебе здесь делать нечего. Скатертью дорожка, красавчик. Катись, да поживее.
— Мне нужен доктор Верингер.
— Заведение закрыто, старичок. Читал объявление? Сюда нельзя. Какой-то лопух забыл закрыть ворота.
— Вы сторож?
— Вроде того. Кончай допросы, старичок. А то у меня характер вспыльчивый.
— И что же будет, если рассердишься — танго со мной станцуешь?
Он внезапно и ловко поднялся на ноги. Улыбнулся одними губами.
— Похоже, пора закинуть тебя в автомобильчик, — сказал он.
— Это потом. Где сейчас найти д-ра Верингера?
Он сунул пилку в карман рубашки и вытащил вместо нее что-то другое.
Быстрое движение, и на кулаке блеснул кастет. Кожа у него на скулах натянулась, в глубине больших мутных глаз вспыхнул огонек.
Он небрежно двинулся ко мне. Я отступил назад, держа дистанцию. Он насвистывал, но звук стал высоким и пронзительным.
— Драться не надо, — сообщил я ему. — Чего мы не поделили? Да и красивые штанишки могут лопнуть.