Долгое прощание

— Нет, не нагрубил. Разговаривал вполне разумно. Ваш муж хорошо в себе разбирается. Это редкий дар. Некоторые люди всю жизнь изо всех сил утверждают собственное достоинство, которого у них и в помине нет. Спокойной ночи, м-с Уэйд.

Она повесила трубку, а я достал шахматную доску. Набил трубку, расставил фигуры, как на параде, проверил, чисто ли все выбриты, все ли пуговицы на месте и разыграл партию Горчакова-Менинкина. Семьдесят два хода, неудержимая сила атакует неподвижный объект, битва без оружия, война без крови, а все вместе — такая усердная и бесполезная трата умственных способностей, какую встретишь разве что в рекламных агентствах.

Глава 25

Неделя прошла спокойно, я занимался бизнесом, хотя заниматься было особенно нечем. Однажды утром позвонил Джордж Питерс из агентства Карне и рассказал, что он случайно проезжал по Ущелью Сепульведа и из чистого любопытства заглянул к д-ру Верингеру. Однако доктора там уже не было. Там трудилось полдюжины землемеров, наносили участок на карту. Никто из них слыхом не слыхивал про доктора Верингера.

— У бедняги все оттяпали, — сообщил Питерс. — Я проверил. Ему дали тысчонку отступного, чтобы не возиться, а землю поделили на жилые участки, и кто-то заработает на этом миллиончик. Вот в чем разница между уголовщиной и бизнесом. Для бизнеса надо иметь капитал. Иногда мне кажется, что другой разницы нет.

— Замечание циничное и верное, — сказал я, — но на крупную уголовщину тоже требуются капиталы.

— А кто их предоставляет, дружище? Уж наверно, не те ребята, что грабят винные лавки. Пока. До встречи.

Уэйд позвонил мне в четверг, без десяти одиннадцать вечера. Язык у него еле ворочался, но я все-таки его узнал. В трубке слышалось тяжелое, отрывистое дыхание.

— Мне плохо, Марло. Совсем паршиво. Якоря не держат. Можете приехать побыстрей?

— Конечно, только дайте мне на минутку м-с Уэйд.

Он не отвечал. Раздался громкий треск, потом мертвое молчание, а немного спустя какое-то постукивание. Я что-то крикнул, ответа не было. Шло время. Наконец, щелчок — трубку положили — и длинный гудок.

Через пять минут я был уже в пути. Я домчался туда за полчаса, сам не знаю как. Через холмы я перелетал на крыльях, приземлился на бульваре Вентура при красном свете, ухитрился сделать левый поворот, проскочил между грузовиками и вообще вел себя как последний дурак. Через Энсино я пронесся со скоростью почти сто километров, освещая фарами припаркованные машины, чтобы никто не вздумал вылезти с моей стороны. Везло мне так, как бывает, когда на все наплевать. Ни полиции, ни сирен, ни красных мигалок. Перед глазами стояло то, что, возможно, происходило сейчас в доме Уэйдов — не самые приятные видения. Она была наедине с пьяным маньяком; она валялась у лестницы со сломанной шеей; она скорчилась за запертой дверью, а кто-то, завывая, пытался эту дверь взломать; она бежала босиком по залитой лунным светом дороге, а за ней гнался здоровенный негр с топором.

Все оказалось не так. Когда машина подлетела к дому, во всех окнах горел свет, а она стояла на пороге с сигаретой в зубах. Я вышел и пошел к ней по мощеной дорожке. На ней были брюки и рубашка с отложным воротничком.

Она поглядела на меня. Все было спокойно, волновался один я.

Мои первые слова были такими же идиотскими, как и все мое поведение.

— Я думал, вы не курите.

— Что? Нет, вообще не курю. — Она вынула сигарету изо рта, оглядела, бросила и наступила на нее. — Только изредка. Он звонил д-ру Верингеру.

Голос ее звучал отчужденно и безмятежно, как звучат по ночам голоса над водой. Она была совершенно спокойна.

— Не может быть, — сказал я. — Д-р Верингер там больше не живет. Это он мне звонил.

— Правда? Я слышала, как он просил кого-то приехать побыстрее. Решила, что это д-р Верингер.

— Где он сейчас?

— Он упал, — сказала она. — Должно быть, качался на стуле и поскользнулся. Это и раньше бывало. Разбил обо что-то голову. До крови, но не сильно.

— Что же, прекрасно, — сказал я. — Зачем нам много крови? Я спрашиваю, где он сейчас?

Она серьезно поглядела на меня. Потом указала пальцем.

— Где-то там. На обочине или в кустах у забора. — Я наклонился и всмотрелся в нее.

— Черт побери, неужели вы не поискали? — Тут я решил, что она в шоке.

Потом бросил взгляд на лужайку. Ничего не увидел, но у забора была густая тень.

— Нет, не поискала, — невозмутимо отвечала она. — Идите сами ищите. С меня хватит. Не могу больше. Сами ищите.

Она повернулась и вошла в дом, оставив дверь открытой. Далеко она не ушла. Через три шага просто свалилась на пол, как подкошенная. Я подхватил ее на руки и уложил на один из двух больших диванов, стоявших друг против друга возле длинного светлого столика. Я пощупал у нее пульс. Не могу сказать, чтобы он был очень слабый или неровный. Глаза у нее были закрыты, веки по краям голубые. Я оставил ее лежать и вышел на улицу.