– Он ведь может позвонить своему врачу или попросить об атом вас. Раз он этого не сделал, значит, не хо«чет.
Эйлин убрала чек в сумку и встала. Вид у нее был печальный.
– Он избегает показываться нашему врачу, – с горечью сказала она.
– В городе множество врачей. Он может обратиться к любому из них. Многие согласятся некоторое время быть возле него. Сейчас между врачами большая конкуренция.
– Может быть, вы правы…
Эйлин медленно пошла к двери. Я проводил ее и открыл ей дверь.
– Вы сами могли бы вызвать к нему врача. Почему вы этого не сделали?
Она смотрела прямо мне в лицо. Глаза ее блестели, возможно от слез.
– Потому что я люблю своего мужа, мистер Марлоу. Я сделаю все, чтобы ему помочь, но я знаю его характер. Если я вызову к нему врача, когда он сильно напьется, то потеряю его. Со взрослым мужчиной нельзя обращаться, как с ребенком, у которого заболело горло.
– Можно, если он сильно напьется.
Эйлин стояла рядом со мной. Я чувствовал запах ее духов, а может, мне это казалось. Возможно, это был просто запах летнего дня.
– Предположим, что в прошлом Роджера было нечто, чего он должен стыдиться, – сказала она, раздельно произнося каждое слово, словно чувствуя их горький вкус, – Возможно, даже что-то уголовное. Для меня это ничего не значит. Если это так, то я не хочу, чтобы из-за меня это стало известным.
– Но вы ведь согласились, чтобы Спенсер нанял меня выяснить это?
Эйлин улыбнулась.
– Неужели вы думаете, что я ожидала от вас другого ответа, чем тот, что вы дали Говарду, – вы, человек, предпочитающий лучше пойти в тюрьму, нежели выдать друга?
– Большое спасибо за комплимент, однако меня посадили не из-за этого.
Немного помолчав, она попрощалась и сошла вниз по лестнице из красного дерева.
Перед самым домом росли красные кусты олеандра. Я услышал в них порхание, затем птенец пересмешника стал жалобно пищать. Я нашел его, вцепившегося в верхнюю ветку и машущего крыльями, как будто с трудом сохранявшего равновесие. С кипариса на углу дома раздалось короткое предостерегающее чириканье. Писк тотчас прекратился.
Я вошел в дом и запер дверь, предоставив птенцу учиться летать. Птицы тоже должны учиться.
Для розыска всегда нужно иметь исходные данные: имя, адрес, местность, биографию человека. Все, что имел я, – это строчка, напечатанная на скомканной желтой бумаге. Имея только это, я мог просеять весь Тихий океан, потратить месяц на посещение приемных врачей и в конце концов прийти к круглому толстому нулю.
У меня не было отправной точки, а Эйлин Эд либо тоже не имела ее, либо не знала, что имеет. Я займусь поисками врачей с такой начальной буквой фамилии, а все это может оказаться мифом, который придумал Роджер Эд. Ему могло что-то прийти в пьяную голову, и он напечатал эту записку. Может быть, это нужно было понимать в переносном смысле, так же как упоминание Фицджеральда.
В такой ситуации необходимо было извлечь пользу из мелочей. Поэтому я позвонил знакомому, работающему в детективном агентстве Карна. Это помпезное агентство, расположенное на Беверли-хилл, занималось всем, что хотя бы одной ногой стояло на стороне закона. Мой знакомый, Джордж Питерс, сказал, что может уделить мне десять минут, если я быстро к нему явлюсь.
Агентство занимало половину первого этажа в конфетно-розовом четырехэтажном доме, в котором дверцы лифта открывались сами при помощи фотоэлемента, когда к ним подходили. Ход лифта был бесшумный. На стоянке для машин стояли таблички с именами.
Входная дверь была выкрашена в серый цвет, а на блестящей, как новый нож, табличке было четко выгравировано:
Под этим мелкими буквами:
Внутри находилась маленькая безобразная приемная, однако ее безобразие было умышленное и дорогое. Me-бель была ярко-красного и темно-зеленого цвета, стены зеленые, а развешенные на них картины – в рамах трех зеленых оттенков. На одной картине был изображен мужчина в красном пиджаке на рослой лошади. Парень, видимо, спятил, желая перескочить через высокую ограду. Стекло двух зеркал без рам было слегка розоватого цвета. Словом, человек, оборудовавший эту приемную, был парень с воображением. Наверно, он носил рубашку цвета корицы, красные брюки, полосатые, как зебра, ботинки и ярко-красные подштанники с вышитой монограммой апельсинового цвета.
Но все это было только декорацией. Клиенты агентства Карна обслуживались на дому. Они не приходили сюда и не ожидали в приемной. Карн был шефом военной полиции в отставке – высокий, рыжий, с сединой мужчина, твердый, как доска. Один раз он предложил мне место, но мои дела были не так плохи, и я отказался. Кари во всех отношениях был стервецом.
Открылось окошко из рифленого стекла, и на меня уставилась секретарша. У нее была ледяная улыбка и глаза, способные пересчитать деньги в твоем заднем кармане.
– Добрый день. Чем могу быть вам полезна?
– Мне к Джорджу Питерсу, пожалуйста. Моя фамилия Марлоу.
Она положила на подоконник книгу в зеленом переплете.