Долгое прощание. Обратный ход

Может, я упрям или даже сентиментален, но я еще и практичен. Допустим, вы обратились бы к частному сыщику – да, да, понимаю, что вас от этого воротит – но, допустим, у вас не было бы другого выхода. Пошли бы вы к такому, который стучит на своих друзей?

Он смотрел на меня с ненавистью.

– И вот еще что. Не смущает вас, что Леннокс как–то слишком явно маневрировал? Если он хотел, чтобы его поймали, зачем было так хлопотать?

Если же не хотел, у него хватило бы мозгов не выдавать себя в Мексике за мексиканца.

– То есть как? – теперь Гренц уже рычал.

– А так, что, может, вы пичкаете меня белибердой собственного сочинения. Что не было никакого Родригеса с крашеными волосами и никакого Марио де Серва в Отатоклане, и вы так же знаете, где искать Леннокса, как то, где зарыт клад пирата Черной Бороды.

Он снова извлек из ящика бутылку. Налил себе глоток и опять быстро выпил. Медленно расслабился. Повернулся и выключил диктофон.

– Хотел бы я встретиться с тобой на суде, – проскрежетал он. – Люблю обрабатывать таких умников. Ты от этого дельца не скоро отмоешься, дорогуша.

Есть, спать и гулять с ним будешь. А сделаешь шаг в сторону, мы тебя и прихлопнем. Теперь займемся делом, от которого у меня с души воротит.

Он пошарил по столу, подвинул к себе бумагу, лежавшую лицом вниз, перевернул ее и подписал. Когда человек пишет собственную фамилию, это всегда видно. Какой–то особенный жест. Затем он встал, обошел вокруг стола, распахнул дверь своей папиросной коробки и заорал, призывая Спрэнклина.

Толстяк явился. Гренц отдал ему бумагу.

– Это я подписал приказ о вашем освобождении, – сообщил он. – Как слуге общества мне иногда приходится выполнять неприятные обязанности. А интересно вам, почему я его подписал?

Я поднялся.

– Если хотите, скажите.

– Дело Леннокса закрыто, мистер. Нет больше такого дела. Сегодня днем у себя в гостинице он написал полное признание и застрелился. В Отатоклане, как вы уже слышали.

Я стоял, глядя в пустоту. Краешком глаза я увидел, как медленно пятится Гренц, словно боится, что я его стукну. Наверно, жуткий у меня был вид.

Затем он снова очутился у себя за столом, а Спрэнклин вцепился мне в плечо.

– Давай шевелись, – жалобно проныл он. – Хоть раз в жизни можно человеку дома заночевать?

Я вышел вместе с ним и закрыл дверь. Закрывал я ее осторожно, словно там, в кабинете, лежал мертвец.

Глава 10

Я нашел копию квитанции на свои личные вещи, отдал ее и расписался на первом экземпляре. Пожитки я рассовал по карманам. Через регистрационную стойку перевесился какой–то человек. Когда я отходил, он распрямился и заговорил со мной. Роста он был под два метра и худой, как проволока.

– Подвезти вас домой.

В тусклом свете он казался старо–молодым, усталым и циничным, но на жулика не смахивал.

– Сколько возьмете?

– Даром. Я Лонни Морган из ?Еженедельника?. Кончил работу.

– А, полицейский репортер, – отозвался я.

– Всего на неделю. Обычно околачиваюсь в мэрии.

Мы вышли из здания и нашли на стоянке его машину. Я взглянул на небо.

Можно было разглядеть звезды, хоть и мешало городское зарево. Вечер был прохладный и приятный. Я вдохнул его в себя. Потом влез в машину, и мы отъехали.

– Я живу в Лавровом Ущелье, – сказал я. – Подбросьте меня, куда вам удобно.

– Сюда–то привозят, – заметил он, – а как вы домой доберетесь, их не волнует. Меня интересует это дело, какое–то оно противное.

– Дела вроде бы больше нет, – сообщил я. – Сегодня днем Терри Леннокс застрелился. По их словам. По их словам.

– Как это кстати, – произнес он, глядя вперед через ветровое стекло.

Машина тихо катилась по тихим улицам. – Это поможет им строить стену.

– Какую стену?

– Кто–то строит стену вокруг дела Леннокса, Марлоу. Вы ведь не дурак, сами видите. Не дают они обыграть это дело. Прокурор сегодня вечером отбыл в Вашингтон. На какое–то совещание. Уехал, выпустив их рук самую аппетитную рекламу за последние годы. Почему?

– Меня спрашивать без толку. Я был сдан на хранение.

– Потому что кто–то ему это компенсирует, вот почему. Не грубыми средствами, конечно, не наличными. Кто–то пообещал ему что–то для него выгодное. Только одному человеку, связанному с этим делом, такое под силу.

Отцу этой женщины.

Я откинул голову на спинку.

– Непохоже, – ответил я. – А как же пресса? Харлану Поттеру принадлежат несколько газет, но ведь есть и конкуренты?

Он бросил на меня быстрый насмешливый взгляд и снова перевел его на дорогу.

– Работали когда–нибудь в газете?

– Нет.

– Газетами владеют и издают их люди богатые. Все богачи – члены одного клуба. Конечно, конкуренция существует, и жестокая – за тиражи, за сенсации, за исключительное право публикации. Пока она не вредит престижу, привилегиям и положению владельцев. Если вредит – крышка захлопывается. Дело Леннокса, друг мой, прихлопнуто крышкой. Это дело, друг мой, если его подать с умом, повысило бы тиражи до небес. В нем есть все, что нужно. На суд съехались бы лучшие журналисты со всей страны. Только суда–то не будет. Потому что Леннокс устранился, и дело не завертится. Я же говорю – это очень кстати.

Для Харлана Поттера и его семейства.