Долгое прощание. Обратный ход

— Но почему? Вы же хотели, чтобы я что — то вспомнил. Здесь, в бутылке, моя память. Имейте терпение, старина. Вот накачаюсь как следует и расскажу вам про всех женщин, которых убил.

— Ладно, Уэйд. Посижу еще немножко. Но не с вами. Если понадоблюсь, запустите стулом в стенку.

Я вышел, оставив дверь открытой. Прошел через большую гостиную, во внутренний дворик, поставил шезлонг в тень и растянулся в нем. Холмы за озером окутывала голубая дымка. От невысоких гор на западе потянуло океанским бризом. Он очищал воздух от пыли и жары. В Беспечной Долине стояло идеальное лето, как и положено. Фирма «Райские Кущи, Инк.», число акций строго ограничено. Только для лучших людей. Никаких уроженцев Центральной Европы. Только сливки, верхний слой, милые, прелестные люди. Вроде Лорингов и Уэйдов. Чистое золото.

Глава 35

Я пролежал так полчаса, пытаясь сообразить, что делать дальше. Часть моей души желала, чтобы он напился в дымину — посмотреть, что получится. Я думал, что ничего страшного с ним не случится в его собственном кабинете и в его собственном доме. Он мог снова упасть и разбиться, но для этого нужно пить долго. Он вливал в себя виски, как в бочку. И почему — то пьяные никогда сильно не расшибаются. Его снова могло обуять чувство вины. Скорее всего, на сей раз он просто заснет.

Другая часть души хотела бежать отсюда навсегда, но к этому внутреннему голосу я никогда не прислушивался. Если бы прислушивался, то остался бы в родном городке, работал бы в скобяной лавке, женился на дочке хозяина, завел пятерых ребятишек, читал бы им по воскресеньям юмористический раздел из газеты, давал подзатыльники за непослушание и собачился бы с женой из — за того, сколько им выделить карманных денег и какую программу разрешать смотреть по телевидению. Я мог бы даже разбогатеть — в масштабах городка: восьми комнатный дом, две машины в гараже, курица по воскресеньям и «Ридерз Дайджест» на столике в гостиной, у жены чугунный перманент, а у меня бетонные мозги. Нет уж, друзья, угощайтесь сами. Мне подавайте большой, мрачный, грязный, преступный город.

Я встал и вернулся в кабинет. Он сидел, вяло уставившись перед собой тусклыми глазами. Бутылка виски была уже наполовину пуста. Он взглянул на меня, как лошадь глядит через забор.

— Вам чего?

— Ничего. Все в порядке?

— Не приставайте. У меня на плече сидит человечек, рассказывает мне сказки.

Я взял с тележки еще сандвич и стакан пива. Прожевал сандвич и выпил пиво, прислонившись к письменному столу.

— Знаете что? — внезапно спросил он вполне ясным голосом. — У меня когда — то был секретарь. Для диктовки. Отказался от него. Мешало, что он сидит и ждет, когда я начну творить. Ошибка. Надо было бы его оставить.

Пошли бы слухи, что я гомосексуалист. Умники, которые не умеют писать и поэтому пишут рецензии, раздули бы это и сделали мне рекламу. Ворон ворону глаз не выклюет, понимаете. Все до единого педики, черт бы их побрал.

Педераст в наш век — главный арбитр по вопросам искусства, приятель.

Извращенцы теперь — главные люди.

— Почему теперь? Их вроде всегда хватало. Он на меня не посмотрел.

Говорил сам с собой. Но слышал, что я сказал.

— Конечно, еще тысячи лет назад. Особенно в эпохи расцвета искусств.

Афины, Рим, Ренессанс, елизаветинский период, романтизм во Франции — всюду их полно. Читали «Золотую ветвь»? Нет, слишком толстая книга для вас. Ну, хоть сокращенный вариант. Надо прочесть. Доказывает, что наши сексуальные привычки — чистая условность, вроде черного галстука к смокингу. Вот я. Пишу про секс, но у меня он весь в оборочках и нормальный.

Он взглянул на меня и усмехнулся.

— Знаете что? Я обманщик. В моих героях по два с половиной метра росту, а у героинь мозоли на заду от валяния в постели с задранными коленями.

Кружева и оборочки, шпаги и кареты, элегантность и беспечность, дуэли и благородная смерть. Все вранье. Они употребляли духи вместо мыла, зубы у них гнили, потому что их никогда не чистили, от ногтей пахло прокисшей подливкой. Французское дворянство мочилось у стен в мраморных коридорах Версаля, а когда вы, наконец, сдирали с прекрасной маркизы несколько слоев белья, первым делом оказывалось, что ей надо бы принять ванну. Об этом и надо писать.

— Что ж не пишете? Он фыркнул.

— Тогда жить пришлось бы в пятикомнатном доме в Комптоне, и то, если повезет. — Он потянулся к бутылке и похлопал по ней. — Скучаешь, подружка, поговорить тебе не с кем.

Он встал и вышел из комнаты, почти не шатаясь. Я стал ждать, ни о чем не думая. На озере затарахтела моторная лодка. Вскоре она появилась в поле зрения — нос высоко задран над водой, а на буксире шел крепкий загорелый парень на акваплане. Я подошел к стеклянным дверям и увидел, как она сделала лихой разворот. Слишком быстро, чуть не перевернулась. Парень на акваплане заплясал на одной ноге, теряя равновесие, потом свалился в воду. Лодка затормозила, человек подплыл к ней ленивым кролем, потом обратно по буксиру и перекатился животом на акваплан.