Долгое прощание (СИ)

- Подожди меня здесь, - и быстро направилась к выходу танцплощадки.

Игорь всмотрелся, удивлённый, но в просветах танцующих пар ничего особенного не увидел. Она подошла к парню со знакомой рожей, жующего жвачку, перемолвилась с ним парой слов, прочитала что-то протянутое, положила в свою маленькую сумочку лист бумаги и вернулась.

- Кто это был? - мысли про Баруха моментально исчезли.

- Дела, дела, дела. Записка из гатчинской больницы. Просят пораньше вернуться из отпуска. Фиг им.

В одиннадцать танцы закончились. В машине Марина сказала:

- Завтра в двенадцать. Приходи без машины, без велика, пешком. Зайдёшь через задний двор, там будет открыто. Чтоб никто не видел тебя.

- О’кей, - ответил Игорь потерянным голосом.

Надежда, еле живая и хилая, что это всё обернётся шуткой, пропала.

И он пришёл. Приволокся. Приполз. Дед утром не завтракал никогда. Выпил квасу и лёг спать, объявив, что после обеда уйдёт в Гайки на пасеку.

- Могу отвезти на машине, - с надеждой, что дед согласится, предложил Игорь.

Но попытка отвертеться от "инициации" не удалась.

- Иди-иди, куда ты хотел. Вижу - не до меня.

- У меня масло не кипит...

- Шпацирь, сказал.

"Здесь все шпацируют повдоль туда-сюда, а мы шпацируем с тобой туда-обратно", - пытался напевать бодрящую одесскую песенку Игорь.

Не помогало. Начищенный пятак стоял над верхушками дальних сосен. В свете этого самоварного золота редкие берёзы едва шевелили кисеёй веток. Жаворонок то начинал верещать где-то невидимый, то затыкался. "Вот что он орёт? Самку призывает? Нет, уже птенцы, надо полагать, вылупились. Территорию обозначает? Тоже нет. Какая в небе может быть территория? Дурак потому что. Только барды способны сами себе петь под гитару. Мечтанью вечному в тиши, так предаёмся мы, поэты; так суеверные приметы согласны с чувствами души". Вяло передвигая ноги, он плёлся полтора часа там, где пробегал за двадцать минут не торопясь раньше. "Какие приметы? Месяц с правой стороны - месяц с левой стороны, баба продинамила - где приметы-то? Вот жаворонок орёт, будто ему яйца защемили, - примета? Знак или не знак?"

Калитка заднего двора была незапертой. Тропинка медленно ползла мимо бани, парников и грядок. Часы показывали начало первого.

Он не чувствовал ничего. Дверь отворилась, и Марина укоризненно сказала:

- Опаздываешь. Разувайся и проходи в спальню.

В доме его ждали. Было прибрано. Стояли полевые цветы в вазе на столе. В спальне пахло хвоей и можжевельником.

Лиза на спине лежала на кровати, накрытая белой простынёй.

- Я не могу... - прошептал он.

- Давай сделай это по-быстрому и всё. На лицо её не смотри. Особенно в глаза. Снимай штаны. - Он стянул джинсы. - Ты её сквозь трусы будешь?.. Рубашку можешь не снимать.

Он стянул и трусы. Марина откинула простыню. Белое восковое тело дауницы жирно расплылось на кровати. Груди сползли куда-то подмышки. Чернел невыбритый треугольник. Синевой отдавали ляжки.

- Ты не готов, - засмеялась Марина.

- Не готов.

- Я тебе помогу. Садись.

Он присел на кровать у ног дауницы. Марина опустилась на колени и стала ласкать его губами.

- Чистенький, вкусно пахнешь. Мёдом? - Игорь закрыл глаза и вцепился руками в матрас. - Ну, вот, готов. Готов?

Он поднялся. Трупный вид девушки оживляли только глаза, уставленные в потолок.

- Давай её перевернём на бок. Не могу я так. Не получится.

Они начали переворачивать тело, тяжёлое, как сундук. Вдруг дауница захихикала, пуская пузыри слюны.

- Господи! - откинулся в сторону Игорь.

- Я же говорю, она всё понимает. Она нормальная женщина.

- Нормальная...

- Не такая, как мы. - Они перевернули её на бок. - Ты опять не готов? - Марина снова засмеялась. - Мне очень нравится, что ты любишь только меня. Иди ко мне.

Она резко вскинув руки накрест вверх, сняла с себя блузку. Её маленькие грудки радостно засветились в пасмурной комнате. Она обняла Игоря и подняла лицо к нему для поцелуя. Её рука гладила там, где нужно, сжимала, то что нужно, - всё делала правильно и умело. Он целовал её губы и не мог оторваться. Дауница снова захихикала.

- Всё.

И Марина повернула его к сестре. Его глаза были закрыты. Он дышал так, будто что-то ему мешало, с сипом и свистом в груди. Марина что-то делала с ним, присев на корточки и ласково приговаривая:

- Всё будет, и будет хорошо. Вот так, вот так... Начинай.

И встала.

Он качнулся вперёд и замер, ничего не чувствуя. Комок тошноты застрял где-то в пищеводе. Дауница продолжала хихикать, шевеля пальцами и едва двигая руками.

- Я подожду за дверью. Не останавливайся.

И она выскочила в соседнюю комнату.

Игорь механически двигал бёдрами, стараясь не смотреть на неподвижную девушку и по-баскетбольному держа руки перед собой, не касаясь гладких парафиновых бёдер. Ощущения отсутствовали, словно от анестезии. Присутствовало только одно желание - поскорее закончить. "...а пишешь мне о мадам Керн, которую с помощию Божией я на днях уеб". Он повторял последнее слово из письма Пушкина Соболевскому в такт своим раскачиваниям. Мозги поплыли, кажется, он начинал сходить с ума.