Долгое счастливое утро

Дети устали. Младший спит на руках отца. Старшим надоело сидеть, они выходят в вестибюль. Люба рассказывает, что у Динэры в шкафу нашла портфель, а там письма, фотографии, газеты старые, томик Некрасова и коробочка с наручными часами, часы механические, отлучилась на кухню, а близнецы эту диковинку по винтику и разобрали… «Ничего страшного, – говорит Васильковский, – оружие можно хранить в разобранном состоянии». Люба спохватывается, что время вышло. «Вы сегодня последние», – успокаивает официантка и приносит горячее, как раз те самые котлеты. Их и правда все хорошо едят. Жаворонок смотрит на фотографию. Выражение лица у Динэры ироничное. Жаворонок понимает, что должна съесть котлету или хотя бы половину, что это почему-то нужно… Котлета очень вкусная, совсем как в школьной столовке, до слез. Жаворонок говорит – сейчас вернусь, и выходит.

Табло, где недавно были фамилии, погашено, и верхний свет погашен. Силуэты растений – как души мертвых на берегу Стикса. Светится только аквариум. Женщина в кожаных леггинсах, встав на табуретку, сыпет рыбам корм. Освещенный со двора фонарями, вестибюль пуст, и дети катаются по нему вперегонки на инвалидных колясках.

…Уже в темноте люди осторожно спускаются по заметенной снегом скользкой лестнице. Держа за руки детей, помогая старикам, они идут вдоль центральной аллеи к выходу. У ворот их ждет автобус, чтобы отвезти на площадь Мужества. Метель, которая весь день стелилась низом, – поднялась вверх и теперь волнами смыкается высоко над их головами.

День космонавтики

Повесть

– Мама… Я же все слышу через стену. Ты второй час причитаешь… Выключи комп! – Сын заходит в комнату. – О! Бутылка. Вот новости.

– Нет, ты только посмотри… – Она ставит на повтор уже многократно просмотренный сюжет: прямой эфир аварийного запуска ракеты «Протон». Всхлипывает: – Да они жизнь мне поломали… – Размазывает по лицу слезы вместе с тушью. – Всю мою жизнь…

– Да? А разве не я с отцом?

– Не ёрничай… – Она пьет и наливает еще вина.

– Пьяная женщина – это ужасно.

– Ужасно… Это правда ужасно… – Она придвигает еще один стул. – Это ужасно… посмотри, сразу же видно, что всё пошло не так, с первой секунды. Видишь цвет! – Она указывает на сопло, из которого, в отличие от остальных, бьет не белый, а темно-коричневый огонь. – А этот дурачок-комментатор: «Сказочная картина!» …Ничего, ничего не понимает. Видишь, сразу наклон, и повело… и вращение по оси… Это конец, конец…

Голос за кадром дрогнул: «Что-то, кажется, идет не так… Кажется, это будет катастрофа». Стало слышно, как сбивается дыхание комментатора.

– А что ему делать? Материться в эфире? От такого зрелища может и удар хватить…

Ракета на какой-то миг зависла, потом клюнула носом, пошла перпендикулярно вниз, взорвалась в воздухе и потом еще раз, на земле.

– Удар, говоришь? Да они, видать, адаптировались! Глянь статистику. Хоть за десять последних лет. Нет, ты глянь! – Она щелкает на одну из закладок. – Вот. А вот прошлый год, весна… две аварии за месяц. – Щелкает на следующую закладку. – А вот тут почитай. – Воруют. Зарплат рабочим не платят… Двадцать уголовных дел. И где? На строительстве нового ко-смо-дро-ма! Представляешь?!

– Слушай, а может, ну его, космодром этот. Ты посмотри, где они его строят. Если что – хороший подарок китайским товарищам. Расстояние до границы, как от нас до Выборга. Час езды.

Она тихонечко, как ребенок, плачет:

– Всё у меня отняли, всё, всю мечту мою…

– Слушай, тебе лечиться надо. Ты застряла во времени, понимаешь? Застряла на своей звезде КЭЦ, в своей школе с самолетом. Причем в начальных классах.

– Ха! Это я-то застряла?! Да лучше так застрять, чем… вот… как… – Она делает широкий жест рукой и чуть не падает со стула.

– Хорошо-хорошо… С чего тебя сейчас-то разобрало? – Сын уносит на кухню бутылку с остатками вина.

– С чего разобрало? – Переспрашивает она, и думает, что правильно сделала, когда, рассказав сыну про звезду КЭЦ, не рассказала, что до сих пор летает во сне. – С чего разобрало?! – Кричит она ему вслед и уже сама себе отвечает: – Не знаю. Может, из-за письма разобрало…

* * *

В сорок с лишним она с удивлением обнаружила, что летает. Сон был один и тот же, и бог знает, сколько он уже ей снился. Может быть, даже всегда. Но она, проснувшись, забывала его, пока однажды не ахнула, увидев зацепившийся за провода воздушный шарик: «Так я ж сегодня летала во сне!» И с того момента стала помнить все полеты.

В детстве тоже были сны, локальные, домашние: вдруг она чувствовала, что сейчас взлетит, и правда взлетала и зависала под самым потолком, разглядывая тонкую паутинку в углу. Движимая легким потоком воздуха, она двигалась в сторону форточки или открытого окна, и тут просыпалась.