Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества

Дни всё больше сливаются, один похож на другой. Я просыпаюсь встаю, завтракаю, пишу, вспоминаю и пишу, обедаю, опять сплю и вижу сны. Просыпаюсь, пишу, потягиваюсь, перебрасываюсь несколькими словами, если вдруг кто-то находится поблизости, что кажется бывает не слишком часто; пишу, ужинаю. Падает тьма, я вглядываюсь в темноту, ничего не вижу, слышу какие-то звуки, и вновь наплывают воспоминания, в моём воображении возникает лицо, и я не знаю, встречалось ли оно мне в жизни; интонации чьего-то голоса, и я не знаю, чьего; запахи близкого берега на рассвете, какого? Тесак, мой тесак, рассекающий чью-то грудь; слышу крик раненого, пират без имени; во всяком случае, это не я — пират, захлёбывающийся в собственной блевотине от безмерного количества выпитого рома, с карманами, набитыми золотом. А вот другой пират, который брыкается, когда петля затягивается на его шее, — это я, собственной персоной. Ну нет, такого не может быть в моих воспоминаниях, я ведь ещё живу, как это ни удивительно. Это лишь жуткий плод моего воображения. Я продолжаю вглядываться в темноту, зову кого-нибудь, желая разогнать тишину и забыть страх и свои воспоминания, но редко кто бывает в пределах слышимости, чтобы отозваться на мой зов. Я проклинаю себя за то, что освободил своих туземцев, хотя они, собственно, и не мои. Ведь даже один раб может заполнить тишину. А время идёт, я засыпаю, и мне снится, что я не сплю, что настаёт новый день, но может, это занимается вчерашний день или позавчерашний — откуда мне знать.

Впервые за долгое, как мне показалось, время пришёл Джек. Узрев мою радость, он удивился. Но я действительно рад его видеть. Мне необходимо убедиться, что в этой жизни, кроме моей особы, есть ещё кто-то, а не только эхо, звучащее внутри меня.

— Где тебя черти носили так долго? — спросил я его.

Он посмотрел непонимающе.

— Где черти носили, — объяснил я, — значит: где ты был?

— Ясно, — сказал Джек, — я был здесь.

— Здесь? — обеспокоенно повторил я.

— Да, а где же мне ещё быть?

— Я ведь звал… — начал было я, но прервал себя на полуслове. Может, я просто придумал, что звал Джека или кого-нибудь ещё? Может быть, это было во сне?

— Иногда я ухожу, чтобы добыть еду и съестные припасы, — сказал Джек.

Действительно, подумал я, человеку надо есть, чтобы выжить, в здравом он уме или нет. Возможно, я кричал как раз, когда Джек уходил пополнять наши запасы или раздобывать свеженины. До меня вдруг дошло: вопросами снабжения он занимается самостоятельно, даже не спрашивая меня, что нам нужно и как мы будем платить. Он прислуживает мне из уважения к Джону Сильверу, благоразумно ли это и правильно ли?

— Надеюсь, тебе кто-нибудь помогает, — сказал я. — Я бы сам с удовольствием помог, но ты же видишь, как обстоят дела. Такому инвалиду, как я, нелегко бегать по зарослям и ловить кабанчиков.

Конечно, это была ложь. Насколько я помнил, моя единственная нога никогда не мешала мне делать то, что требовалось. И всё же мои слова звучали правдиво.

— Знаю, — отозвался Джек.

— Что знаешь?

— Ты стареешь, как и все.

— Старею и слабею умом. Уже мало к чему пригоден, да?

— Да, — ответил Джек, чистая душа.

— Почему же всё-таки ты остаёшься здесь? — спросил я. — Ты свободен и можешь идти, куда хочешь. Почему ты не возвращаешься в своё племя, как другие? Ты мне ничего не должен, я выкупил тебе свободу не для того, чтобы ты обслуживал меня.

— Я знаю.

— Тогда почему?

— Моё племя справится со своими делами и без меня.

— Что ты этим хочешь сказать, тысяча чертей? А я что, не могу справиться сам с собственными делами, — я, всю жизнь только этим и занимающийся? Я, чёрт меня возьми, могу ещё прыгать на своей единственной ноге.

— Дело не в ноге, — ответил Джек. — Дело в голове.

Он указал на мои бумаги.

— Чем тебе помешала моя писанина?

— Я жду.

— Чего, позволь спросить?

— Когда вы закончите.

— Ты пришёл сюда, чтобы сказать мне именно это? Что я выжил из ума, раз я сижу здесь и пишу? Что мне лучше заняться чем-то другим? Разве я у тебя спрашивал совета? Если это всё, что ты хотел сказать, можешь убираться к чертям собачьим, не будь я Сильвером.

— Нет, — спокойно возразил Джек, — я пришёл за другим делом. В бухту заходит корабль.

— Корабль? — переспросил я, сразу позабыв обо всём остальном.

— Да, — сказал Джек. — Дадим им урок на всю жизнь? Разве не этого ты всегда хотел? Они бросят якорь на расстоянии выстрела, — добавил он.

Я схватил подзорную трубу и не без труда вышел из дома. Нет, я уже не был так ловок и лёгок в движении. Моя единственная нога начала уставать, работая за двоих уже в течение трёх четвертей моей жизни. Тут ничего не попишешь.

Я поднёс к глазам подзорную трубу, и первое, что увидел, — вяло развевавшийся на слабом ветре британский военно-морской флаг. Но к югу от экватора подобный морской флаг мог реять и над торговым судном. Они вбили себе в голову, что пиратов и других разбойников ничего не стоит провести — это нас-то, лучше всех разбирающихся в кораблях и сразу распознающих их!