Долгожданная встреча

Вики выглядела такой бледной и молчала так долго, что Себастьян похолодел, с мукой осознавая, что проигрывает величайшую битву. Еле дыша, зная, что совсем скоро он просто умрет, когда она отойдет от него, он прошептал надтреснутым голосом:

- Я тебе противен?

И тогда, резко вскинув голову, она просмотрела на него с таким упрёком, осуждением и болью, что он едва не задохнулся, увидев в её глазах слезы.

- Поэтому ты не позволял мне до сих пор… раздеть тебя? - хрипло спросила она, дыша так прерывисто, что грудь её быстро поднималась и опускалась.

Он не мог произнести ни слова, глядя на неё, поэтому медленно кивнул. И чуть не завыл, когда одинока слезинка покатилась по её щеке. Но не это потрясло его. Опустив свой взгляд на его грудь, она вдруг потянулась к нему и прижалась губами к зигзагообразному шраму на его плече. И только тогда Себастьян понял, что умирает. Умирает потому, что она хотела поцелуем унять боль тех ран, которые он давно не чувствовал.

У него сдавило легкие. Чувствуя резь в глазах и ком в горле, он застонал, взял её лицо в свои ладони и потянул к себе.

- Я могу тебя попросить кое о чем? - выдавил он, глядя в глаза, которые очистили ему душу.

Он медленно стер пальцем влажный след на её щеке, мысленно умоляя её не плакать.

- Ты можешь просить всё, что пожелаешь, - прошептала она дрожащим голосом, опаляя его своим дыханием.

Он сглотнул и прижался к ней своим лбом.

- Если я попрошу тебя поцеловать меня сейчас, ты сделаешь это?

Она поняла, когда её глаза расширились от изумления от его вопроса. Время словно повернулось вспять, и они оказались отброшенными на семь лет назад. Теперь поцелуя просила не она. И только теперь Себастьян осознал, как сильно ей тогда был нужен тот поцелуй. Поцелуй, который мог бы спасти её от горя. Малость, в которой он по глупости отказал ей тогда, не представляя, что это может значить для неё. И для них обоих.

Господи, если бы только можно было вернуть время вспять…

Она обняла его за шею и потянула его голову к себе, пробормотав:

- Мне всегда были нужны твои поцелуи, Себа. Все твои поцелуи.

И прежде, чем их губы слились, прежде чем действительно умереть от её щедрости и своей вины, он сумел произнести:

- Все мои поцелуи принадлежали только тебе, Вики. Всегда.

Оба одновременно прижались губами друг к другу, обмениваясь не только поцелуем. Они обменялись словами, которые жгли душу, потрясали сознание и заставляли плакать сердце. Словами, которые были нужны им, как воздух, которых они были так долго лишены. Словами, в которых заключался весь смысл их существования.

Глава 21

Тори упала на его грудь, целуя его так, как и не надеялась больше поцеловать. Его язык скользнул сквозь её губы и, застонав, она крепче обняла его, боясь упасть, потому что у неё задрожали ноги.

Сердце её сжалось от безграничной муки, когда она вспомнила его ранения. И ей снова захотелось плакать. Перед глазами всё ещё стоял глубокий красный шрам, косым длинным следом пересекающий его усыпанное мелкими чёрными волосками бедро. Вся его грудь была покрыта множеством безобразных, страшных отметин, служивших горьким напоминанием о том, что ему довелось пережить за пять лет ада. Особо ужасным выглядел на левом плече круглый, рваный шрам от шрапнельной пули, грубо прижжённый по краям. Его последнее ранение, которое чуть было не отняло его у неё.

Боже, через что ему пришлось пройти по её милости! На что толкнули его её жестокие, опрометчиво брошенные слова! Как бы она хотела вернуть время назад, чтобы иметь хоть малейшую возможность остановить его тогда у конюшни. Что она наделала? Сможет ли когда-нибудь вымолить у него прощение за всё то, что сделала с его телом и душой?

Тори еле сдержала рыдания, когда он, бледный как полотно, смотрел на неё и кивал в ответ на то, что именно его шрамы мешали ему принять её до конца. Какой он глупый! Глупый и ничего не знающий о ней безумец, решивший, что может быть противен ей со своими шрамами. Он был прекрасен, красив до боли с выразительными мышцами на груди, руках и животе. Бронзовая от загара кожа блестела под неярким светом свечей и камина. Мягкий пушок чёрных волос покрывал его широкую грудь.

Пять лет разлуки сделали его таким сильным, таким красивым, что с трудом можно было отвести от него зачарованно-восхищенный взгляда. Пять лет разлуки, о которых было написано на его теле многочисленными шрамами. Тори проглотила ком в горле. Ей принадлежала вся его боль. Ей принадлежали все его страдания. Но больше всего ей принадлежали его шрамы, каждый шрам и каждая отметина, как и он со всем своим большим телом.