- Что? - с готовностью переспросил Эдвард. - Что тебе принести?
- Вазу с миндалем, - совсем тихо попросил Себастьян, закрывая глаза, налитые свинцом. - Миндаль…
Эдвард тут же выполнил его просьбу и поставил маленькую вазу на матрас возле его руки, чтобы ему было удобнеё дотянуться до миндаля.
- Вот, - сказал он, видя, каких трудов стоит брату любое движение. - Отдыхай и обязательно позови меня, если тебе понадобиться что-то ещё, - проговорил Эдвард, намереваясь уйти, но вдруг кое-что вспомнил и повернулся к кровати. - Завтра мы едем в Лондон на встречу с военным министром, чтобы ты получил свой титул. С нами поедут Амелия, Сесилия и… и сестры Хадсон.
Себастьян уже засыпал, но из его горла вырвался тихий шепот:
- Вики…
В одном этом имени было столько чувств, столько боли, столько страданий, что Эдварду стало не по себе. Если бы не плохое самочувствие брата, он бы давно избил его за глупое упрямство, которое заставляло страдать и его и не менее упрямую девочку Хадсон. Эдвард не намеревался быть больше простым наблюдателем. И полностью поддерживал решение матери. Себастьяна нужно немного встряхнуть, иначе он упустит свое счастье и будет страдать вечно.
- Да, - кивнул он, прежде чем уйти. И, видя, что брат засыпает, поспешно добавил: - Виктория тоже едет с нами. Отдыхай, завтра тебе понадобятся все твои силы.
***
От волнения Тори не знала, куда деть дрожащие руки в ожидании прибытия кареты из Ромней. Два дня она не переставала думать о произошедшем. Два дня она вспоминала свою очередную встречу с Себастьяном и не могла понять, что сделала неправильно. Что такого она сказала тогда, что заставило его оттолкнуть её? Наоборот, она как последняя умалишённая льнула к нему, желая быть заключенной в его объятиях, а он стоял и спокойно смотрел, как она уходит.
И он так и не смог ответить на её вопрос.
Будь прокляты его сдержанность и самоконтроль, но он предпочел скрыть свои истинные чувства! В который раз. И Тори с болью понимала, что ничего не изменилось. Она могла сделать всё, что угодно, сказать, что угодно, но это ничего не меняло. Она могла признаться ему, что всегда, всю жизнь ждала только его. Он мог говорить, что в самые трудные минуты своей жизни его спасал её голос. Но и это ничего не меняло! Это ни на шаг не приближало их друг к другу. Это ещё больше отдаляло их.
Как он мог говорить ей такие важные слова, как он мог целовать её так, что сжималось сердце и хотелось умереть, а потом вести себя так, словно это ничего не значило?
Гнев и отчаяние переполняли её. Тори не знала, как посмотрит на него, когда он приедет. И не могла себе представить, как проживёт с ним бок обок несколько дней в Лондоне.
Они стояли на подъездной аллее вместе с Алекс, тетей и дядей, когда вдали показалась лакированная карета с гербом графа Ромней. Тори замерла в ожидании и перестала даже дышать, когда карета остановилась недалеко от них, и из неё вышел Себастьян. Сердце сладко заныло при виде его. Вскинув голову, он посмотрел прямо на неё. Словно знал точно, где она стоит. И едва их глаза встретились, Тори ощутила пробирающий до костей трепет, который не покидал её с того мига, когда его губы коснулись её. Она умирала от желания подбежать к нему, дотронуться до него, но не сделала ничего подобного. И вот сейчас, глядя на него, она не смогла поверить в то, что тот волшебный, дурманящий, такой удивительный поцелуй ничего не значил для него.
Тори была так сильно поглощена им, что даже не заметила, как он подошёл и встал прямо перед ней. Слишком близко. У неё перехватило дыхание от силы его пронзительного взгляда. Взгляда, которого она боялась больше не увидеть.
Но увидела.
- Д-доброе утро, - прошептала она дрожащим голосом.
Какое-то время он хмуро разглядывал её лицо, словно искал что-то, надеялся что-то найти. А потом, несмотря на свою сдержанность, заговорил таким нежным голосом, что у Тори задрожали колени.
- Здравствуй.
И только тут девушка заметила, что он необычайно бледен, а под глазами залегли тёмные тени. Трепет тут же сменилось беспокойством.
- Что с тобой? Тебе нездоровиться? - спросила она и сразу же пожалела об этом, потому что его лицо стало таким грозно-суровым и непроницаемым, что захотелось сделать шаг назад.
- Нам пора ехать, - резко бросил он и отошел от неё.
Он выглядел по-настоящему разгневанным. Не сказав больше ничего, он запрыгнул на своего огромного коня, который был привязан позади кареты, и поскакал прочь. Не понимая, что с ним происходит, Тори молча села в карету, и они тронулись в путь.
Несомненно, он поехал на лошади только для того, чтобы не быть рядом с ней в карете. Но что такого она сказала? Неужели беспокоиться за него было преступлением?