Хотя истинным виновником безвременной кончины процветающего российского туроператора стал — как ни странно — тогдашний вице-президент Соединенных Штатов Америки, Альберт Гор.
И никто другой.
Ради него, посетившего Иерусалим в год пятидесятилетия государства Израиль, администрация «King David», лучшего тамошнего отеля, дерзнула заменить единственные двухэтажные апартаменты — добросовестно и, разумеется, загодя забронированные Майкиными людьми — другими, практически равноценными. Совпадало все: размеры, количество комнат, обстановка, оснащение. И только уровни были разными. Гору досталось два.
В этом заключалась суть проблемы.
Ибо жить в проклятой Горовой двухэтажке должен был глава крохотной, нищей российской губернии. С супругой.
Губернаторская чета, между прочим, всерьез полагала, что совершает паломничество. Собиралась каяться у Гроба Господня, молиться у великих святынь.
Словом — подумать о душе.
Однако ж Богу — Богово, а упускать своего, губернаторского, они не захотели.
Скандал вышел страшный.
До выяснения отношений с американцем русский государев человек — понятное дело — не опустился. И до беседы с управляющим отеля, готовым принести личные извинения, не снизошел.
Досталось — полагаю, в полной мере — гиду. И все бы ничего: экскурсоводы, работающие с русскими — тем более пресловутыми very important persons, — ко всякому привычны.
Но злобный чин принялся названивать Антону — надо ли говорить, «паломничество» готовили и субсидировали мы?
И дозвонился, черт бы его подрал. Тоша, как назло, пребывал в прескверном расположении духа.
Все решилось быстро, гадко и страшно.
Последнее в большей степени относилось к Майке.
Ко мне, однако, тоже. В некоторой мере.
— Передай этой сучке, в ее услугах больше не нуждаются.
— Может, все же позволишь объяснить…
— Не позволю.
Разговор был окончен.
А вот духу поговорить с Майкой у меня не хватило.
Какая-то поганая, взвинченная была тогда ситуация. Очередная, впрочем, не первая и еще далеко не последняя. Но казалось — тупиковая, безвыходная. Период всеобщей истерики. А силы — на исходе.
Я струсила.
Да и о чем было говорить?
Птаха, впрочем, нашел какие-то слова и даже чем-то помог: то ли с документами, то ли с помещением. Или — клиентурой?
Не помню.
Все это выяснилось однажды, случайно, всплыло на гребне каких-то воспоминаний — и сразу забылось.
Утонуло вроде безвозвратно в глубинах памяти.
Но вот теперь неуклюжая толстая книга, случайно открытая на нужной странице. А там в бесконечных плотных колонках имен и названий — мелким шрифтом: «Майя-тур».
И телефон, разумеется.
Набираю номер, не уверенная ни в чем и готовая ко всему.
Ничего неожиданного или экстраординарного, однако, не происходит.
«Майя-тур» по-прежнему принадлежит Майке Печениной, и она соединяется со мной немедленно, отвечает приветливо, правда, некая едва уловимая ирония сквозит в голосе. Чего, разумеется, никогда не наблюдалось прежде. И представить было невозможно.
Времена, однако, меняются.
Все могло обернуться гораздо противнее. Окажись я на Майкином месте, говорить, возможно, не стала бы вообще. Или, напротив, отвела бы душу: наговорила кучу гадостей.
А ирония, кстати, относится вовсе не ко мне.
— D’Azay? Тебе, значит, тоже туда? Никаких проблем.
— Мне — тоже. А еще кому?
— Ты правда не знаешь?
— До сего момента не знала. Теперь догадываюсь.
— Ну, правильно догадываешься. Слушай — хотя, наверное, это бестактный вопрос, из числа тех… относительно размеров капитала…
— Приближаются к нулевой отметке.
— Да я не про это… Про замок. Там что — клад? Или какие другие раритеты?
— Может, и клад, может — раритеты. Все может быть, и в равной степени — ничего. Словом, хочу разобраться.
— Значит, ты не знаешь, зачем он туда ездил?
— Нет. А ты?
— Понятия не имею. Он ведь никогда не считал нужным объяснять свои поступки.
— Это верно.
— И тогда ничего не объяснил. Позвонил неожиданно…
— Сам?!
— Представь себе — да. Ты, впрочем, тоже сейчас — сама…
— У меня теперь статус другой. Секретариат не предусмотрен.
— Все так плохо?
— Терпимо. Значит, позвонил сам? Ты не удивилась?
— Не то слово. Но вопросы Антону Васильевичу задавать, как ты помнишь, наверное, было не принято.
— Тебе-то? Девушке на вольных хлебах?
— А дрессура? Заложено на уровне инстинкта. Он к тому же — знаешь? — говорил так, будто ничего не менялось. Директивно. Нужен тур, разумеется, индивидуальный. На две персоны. D’Azay, один из замков Луары. Проживание. Полный пансион. Никаких обзорных экскурсий и вообще развлечений. Главное — чтобы все отстали. Так и сказал — чтобы все отстали.
Характерная Антонова фраза.
Настолько характерная, что я почти слышу его голос.
К тому же Майка — непроизвольно, конечно же, но удивительно точно — копирует интонации.
— А туда вообще ездят?
— В замки Луары?
— В d’Azay.
— В моей практике — первый тур. Теперь, похоже, назревает второй?
— Похоже. И ты что же, ничего прежде о нем не знала?