Доля ангелов

   – У меня есть подозрения, что мой брателко жив.

   – Еще слово – и мы тебя подвесим...

   – Ну, раз так, должен вас огорчить, ребята: ни денег, ни драгоценностей у меня нет. Сожалею...

   – Ты сожалеешь? – вскипел Циклоп. – Ты еще не знаешь, что такое сожалеть! Я лично выписал десять чеков на предъявителя, каждый на четвертак: двести пятьдесят тысяч долларов. Сечешь? Чеки были оприходованы за день до того, как твой брательник сыграл в отходняк. Ты был первым, кто побывал в его халупе, а потом мотался в Гурзуф. Откуда мне знать, может быть, ты там прятал деньги или переправлял в Турцию драгоценности?

   Ближайший оруженосец подал Циклопу «саквояж доктора Ватсона», из его раскрытой пасти явились паяльник, ведерный электронагреватель и электроутюг.

   В кирпичной коробке, куда нас затащили, гулял сквозняк. Циклоп включил калорифер и расцвел каннибальской улыбкой. Должно быть, он представил, как посадит нас на этот гриль. Но для начала он включил паяльник и поднес раскаленное острие к лилейным щекам Маши, явно намереваясь выжечь автограф.

   – Стой, стой, командир, так не пойдет. Предлагаю начать с меня. Так, значит, это вы обшмонали мой дворец в Тихой Пристани?

   – Ты нам зубы не заговаривай, принц Датский. Если не вернешь деньги, вас обоих, тебя и твою кралю зароют под гробом покойника, но перед этим вы пожалеете, что родились на свет.

   – Стойте, ребята. Может быть, он перевел деньги на другой счет? Я нашел у Маркела какие-то облигации, бумажонки, пачку банковских кредитов. Я в этом ни черта не понимаю.

   – Где они?

   – У меня дома.

   – Точнее.

   – В книгах... Полное собрание сочинений Сталина в тринадцати томах.

   – О, це дило! Где живешь?

   Я назвал адрес.

   – Ладно, – сжалился Циклоп. – Если мы найдем деньги, мы вас небольно зарежем. А вот если не найдем...

   Представитель теневого бизнеса выразительно скрипнул зубами и ухмыльнулся. Должно быть, в эту минуту его пустое око смотрит в ад, выбирая для нас самые жестокие муки.

   Мои запястья сковали наручниками. На Машу спецсредств не хватило, ее руки перекрутили скотчем. Нас обоих привязали к стульям и оставили под надзором охранника, ражего детины с «говорящим» прозвищем Дебил. Каждые несколько минут Дебил выходил на балкон и по мобильнику докладывал шефу обстановку.

   – Почему ты вернулась, Маша? – спросил я, едва мы остались одни.

   – А ты не догадываешься?

   – Ты что, тайная послушница матери Терезы? Сначала ты решила избавить меня от всех хлопот с перстнем, а теперь – поддержать морально?

   – Я видела в зеркало заднего вида, что у тебя неприятности и решила вернуться. Если можешь, прости меня, Арсений.

   – Ты тоже охотилась за перстнем?

   – Не надо об этом. Молись, чтобы Циклоп и его банда задержались.

   – Об этом я уже позаботился. Тринадцать томов сочинений Сталина... Плюс три прижизненных издания... У нас в запасе целый час.

   Маша оглядела стены в сырой штукатурке и паутине проводов. На полу стоял калорифер. Спирали малиново накалились. Дебил сел на диван, расстегнул ворот рубахи и смотрел на Машу. Ее лицо и шея блестели от пота, а духи пахли одуряюще. Охранник подошел к ней ближе, потрогал толстыми пальцами серебряный амулет на ее шее.

   – Пить! – Маша выразительно посмотрела на столик с пятилитровой бутылью воды.

   Охранник снял крышку с бутыли, перелил воду в пластиковый стакан и поднес к ее губам.

   Я дернулся и опрокинул со стола пятилитровую бутыль с минералкой под ноги дебилу.

   Маша резко ударила его головой в подбородок.

   Потеряв равновесие, детина осел в лужу на полу. Я пинком опрокинул калорифер в разлитую минералку. Посыпались искры. Дебил задергался в конвульсиях. Я зубами взял со стола бутыль с пивом, на стуле допрыгал до окна и выбил стекло. Маша перепилила скотч на своих руках о торчащие из рамы осколки, и, обернув руки в пластиковый пакет, достала у обвитого молниями дебила ключ от наручников.

   – Ладно, мы не живодеры... – я выдернул шнур калорифера.

* * *

   – Твоя девушка? – спросил Генрих, придирчиво оглядывая Машу.

   Закончив осмотр, он довольно хмыкнул:

   – Эх, будь я помоложе лет на пятьдесят, отбил бы ее у тебя!

   Поздним вечером, когда Штихель уже похрапывал на лежанке, я взял Машину руку. Я был уверен, что так она скажет мне правду, а если нет, то я успею поймать токи лжи и дрожь ее смятения.

   – Маша, кто ты?

   Она молчала, опустив ресницы.

   – Маша, я жду ответа... Как ты оказалась в «Чингисхане», почему не уехала? Где перстень, в конце концов?

   Маша мягко освободилась, расплела волосы и вынула из прически перстень на длинном тонком шнурке. Словно, посвящая меня в рыцари, она одела его на мою шею.

   Потом сняла с шеи серебряный амулет и протянула мне. По ободу кельтского креста был выбит едва приметный шифр, похожий на офицерский номер.

   – Помнишь, мы попали в ловушку Лисиц Чингисхана? Помнишь, как отреагировал Барри, когда я сняла куртку? Ты даже приревновал тогда... и зря. Он пялился вовсе не на меня, а на этот крест. «Лисицы» тесно связаны с ближневосточной разведкой, и им известен этот знак.

   – Расскажи все...