Доля ангелов

   – Далеко вы навострились, – словно жалея нас, покачала головой Марея. – Старики, сказывали, что есть на другом краю земли Златые горы Алтайские, а за ними другие – Зималаи. Оттуда прежде голбешники огненные грамотки носили.

   – Голбешники?

   – Оне... Странники-бегуны. Староверы их особо почитали за их грамотки; письмена с Беловодья. Бегуны в старину у нас зимогорили. Бывало, с Покрова по Вешнего Николу жили по избам, словно прятались, в чулане между печкой и полатями. Само тайно и скрытно место.

   – А грамотки? – спросила Маша.

   – Грамотки у них были разные. Были кожаные лестовки, лебяжьим пухом вышиты, были на бересте писаны или на шелковом плате. Когда старики повымерли, мы с Никитой по избам «святыньки» собрали, нашли и грамотку берестяную. Уже давно мы ее за иконой бережем.

   Марея встала на скамеечку и, перекрестившись, достала из-за образа Николы свернутую в трубку бересту.

   Маша развернула грамотку и прочла:

    «...Беловодье страна дальняя, светом незаходимым осиянная. Горы там высокие, утесы каменные и зело высоки... Во всем зримая милость явлена, чтобы утишил человек страсти и Богу хвалу воздал... А Уральские становые горы надо переходить у Печь-Горы сковзь Ардын Пещеру на солнечную сторону...»

   Марея подбросила в печь щепоть сухого снадобья. Пламя ожило и заиграло цветными сполохами. Запах трав, багульника и грибов стал гуще, дурманнее.

   – Вещь порато старинна, – Марея взяла перстень в ладонь.

   – Ну вы тут пока без меня вечеряйте, – аккуратно притворив дверь, Никита вышел в сени.

   Оглянувшись на дверь, Марея лукаво усмехнулась:

   – Хозяин не велит ворожить, да только как без этого? Вижу я, что камень в вашем перстне заклят. Подай, сынок, мне с полки латку.

   Я подал ей широкую глиняную чашу. Марея плеснула в нее воды, потом подбросила в печку еще травы и трижды обмыла перстень, всякий раз выплескивая воду за порогом избы, а после без промедления бросила перстень в огонь, но уже в следующую секунду, снова достала перстень из огня, остудила дыханьем и подала мне.

   – Злого духа в огонь пустить, что щуку в озеро, враз уйдет... Глядь-ка что явилось.

   Вместо мертвой головы в камне сияла звезда.

   – Что это?

   – Ярга по-нашему, а то и «мохнатый Ярко», если на поневе вышивам. Наши края все Яргой помечены. А сейчас гляди, что будет.

   Под взглядом Мареи ярга завертелась вправо. Легкий звук прошелестел по избе. Лопнули почки на березовой ветке, брошенной у печки, зелеными флажками выметнулись листки и терпкий черемуховый аромат потек от наломанного хвороста.

   – Чуете, как время в будущее побежало. А теперь так!

   Ярга остановилась в своем вращении и пошла в другую сторону, и вдруг Марея помолодела на глазах, яркие глаза засинели, и она обратилась в стройную девушку, почти подростка.

   В горницу вновь вошел Никита.

   – Это что за баловство? – зыркнул он на жену. – Ладно, девки, без нас дальше вечеряйте, а мы еще чуток побродим, – сказал Никита Иванович и взял с полки фонарик.

   – Куда ты, Абрашечка, на ночь глядя? – всполошилась Марея, но хозяин молча прикрыл за нами дверь.

   – Это не вас вертолет искал? – спросил без обиняков Никита Иванович, когда мы оказались одни.

   – Я точно не знаю, но скорее всего, нас.

   – Наследили где-то?

   – Должно быть, так.

   – Перстенек ищут?

   – Счеты хотят свести...

   – Хрен редьки не слаще! Вам надо срочно выбираться отсюда: путь до Тибета не близкий. До конца сентября успеть надо, потом в тех горах снег падет, заметет перевалы. Не пройдете!

   Луч фонаря тонул в тумане, мы шли по мягкому подстилу ягеля к еловой рощице за огородом. Дорога вдруг стала твердой и прочной, как будто бы мы ступили на мостовую. Крепкий накат упирался в еловый бор. Я посветил фонариком, решительно шагнул между деревьев и тут же ударился лбом как в стену, да это и была стена, а точнее, занавес из нарисованных веток и стволов, закрывающих странное сооружение. Ничего себе маскировочка! Сделав вид, что ничего не произошло Никита Иванович, откинул полог декорации, посветил фонариком, на маленькой панели набрал электронный код, открыл небольшую дверцу и мы вошли внутрь. Он привычно дернул какой-то шнур, и слева от нас, чихнув пару раз, мерно затарахтел генератор, сверху полился настоящий, хотя и тощенький электрический свет. Помещение оказалось ангаром. Внутри было немного туманно, как будто вечерняя роса собиралась упасть на дощатый пол. На высоте двух метров над полом висел трехлопастной самолетный винт, а на полу стояла пара выкрашенных бело-голубыми разводами легких колесных шасси. У дальней стены, как в приличном гараже запасливого хозяина, стояли канистры, бочки, домкраты; аккуратно висели и лежали инструменты. Но что уж совсем не вязалось с гаражом, так это стоявшие там же несколько осциллографов и даже компьютер со светодиодной панелью.