Доля ангелов

   Я предложил Спартаку Петровичу сократить формальности и начать с уплаты налога. Так я заполучил мемуары и трость как предметы, не представляющие исторической ценности, но дорогие как память. И поверьте, сумма, за которую мне удалось уладить формальности, была не так велика, как того требует современный роман, рассчитанный на читателя с воображением.

   Итак, в моих руках кипы пожелтевших листков, упакованных в опечатанную картонную коробку, и резная полированная трость в индийском стиле. Неизвестный мастер изобразил змея, вставшего на собственный хвост, а равнодушной змеиной морде он даже ухитрился придать выражение мудрости и всеведения.

   Остаток дня я посвятил экскурсии по городку с посещением памятных мест, овеянных дыханием любовниц былых времен, включая Даму с собачкой. Времени до автобуса было предостаточно, и я решил заглянуть в милицию. Первый же хмурый майор в курилке оказался следователем, ведущим дело о смерти фокусника.

   Я представился дальним родственником Тайбеле, возможным наследником сгоревшего домика у моря. Через четверть часа я уже угощал майора Леонова в летнем ресторане со всей щедростью столичного гостя.

   Мы сидели в полотняном балагане на вылизанной ночным штормом набережной. Вокруг с криками летали жирные чайки.

   – За день до смерти Тайбеле доставили посылку,.. – под грохот прибоя рассказывал Леонов. В его глазах зажегся желтый охотничий огонек. От хмурого вида и следа не осталось. – ...Бандерольку с липовым обратным адресом. Никогда не видел ничего подобного. Представь себе высохшую ржаную лепешку с потрескавшейся коркой.

   – Оскар Вольфович отравился лепешкой?

   – Нет. Эта штука оказалась твердой как камень, пришлось ножовкой пилить, чтобы отправить кусок на экспертизу. И что оказалось? Первое, лепешка эта испечена в глиняной печи. Второе, этот вид злаков встречается только в горных районах Тибета, Индии и Пакистана, и, наконец, трещины на корке – буквы!

   Кстати, в день убийства некий гражданин Пакистана был задержан дорожной инспекцией на Симферопольском шоссе и сразу отпущен. Паспорт на поверку оказался поддельным, но поймать его вторично не удалось. Похоже, он дал хорошую взятку. Я сразу догадался, что в хлеб впечатано послание и запросил Симферополь. У них там есть специалисты по криптографии. Оказалось, что на хлеб нанесены руны, но не обычные, а какие-то особенные, короче, расшифровать текст не удалось.

   – А можно увидеть это печное изделие?

   – Оно в моем сейфе.

   Я посмотрел на часы: до автобусного экспресса в столицу Крыма оставалось полтора часа, и я не стал настаивать на повторном освидетельствовании вещдока в пользу еще одного бокала «Крымского».

   – Этот Тайбеле странно закончил свою карьеру, – следователь оказывал мне полное доверие, рассказывая подробности дела. – Я запросил о нем спецархив в Москве. У разведчиков кое-что имелось на вашего чудака!

   – А почему чудака?

   – Он в последние годы по здравницам ходил, фокусы показывал, но не за деньги, а из любви к искусству. А за месяц до смерти такое отчудил, что если дать делу ход, поместили бы его в местную психушку на полный пансион. Странный был старик. Стая дельфинов у него была своя, ручная. Бывало он на берегу сядет, тросточкой по воде водит, а дельфины, как в цирке по кругу плавают, выпрыгивают из воды и сальто крутят!

   И все бы ничего, да на той неделе депеша из Москвы пришла. «Центральный архив ФСБ сообщает...» Если непредвзято посмотреть – ничего особенного, обычная анонимка времен застоя, но если вдуматься...

   Через полчаса мы продолжили наш «симпозиум», что на языке древних римлян означает «чинное возлияние», в кабинете Леонова. Письмо анонима не было перлом этого жанра, но дышало неподдельной злобой:

...