Доля казачья

— Всех проигравших казаков плетью буду сам, лично пороть, этой рукой. От всей души таких гостинцев всыплю, что потом и на коня верхом не сядете. Так и будите в поле со спущенными штанами, как вороны, все до ветра сидеть, охлаждать свои сёдла.

Но и это строгое напутствие атамана не испугало казаков, игра продолжалась. Действительно было, что глазом невидимая анархия, как смертельный вирус, успешно укореняется в их рядах. И множится, как вошь, а может и того больше. Но казакам, как ни странно, всё это нравится.

— Любо батька! Любо! — кричат казаки и сами же, не отрываясь от игры, режутся в карты с американцами. К полдню эта игра достигла своей апогеи и только к вечеру стала затухать, сама собой, как огонь без ветра. Утром всё было закончено, весь этот тряпочный базар, или одесская барахолка. Без всяких там споров и претензий со стороны иностранцев и казаков.

Похоже, что состоялось полное и обоюдное согласие обеих сторон. При разделе своего личного имущества, по системе, это все было наше. Теперь казаки были очень весело разодеты, совсем, как затейники петухи на весеннем сходе, в своём цветастом и ярком одеянии. Только неизвестным оставалось, из какого военного — вся эта одежда ими была позаимствована. Вначале американцы были очень экзотично разодеты, вроде дивных заморских попугайчиков, при всём своём ярком и невиданном казакам маскараде.

Но теперь всё бестолково перепуталось, всё, как в нашем обычном курятнике. И даже того хуже стало, оставалось неизвестным, как эти птички-попугайчики туда попали, в эти неродные и дикие для них условия. Вот так и случился незапланированный маскарад двух великих наций и необычных народов. И что ещё оставалось очень странным, всё это случилось на нешуточной войне.

Вряд ли хоть один из военных модельеров мог такое придумать, такой военный костюм. Наверно, ему и во сне такое диво присниться не могло. Но здесь всё просто решалось, и без всяких там недоразумений — ты проиграл в карты и прощайся с вещью. С оружием было намного построже, но и здесь не без перекосов. Не мог казак проиграть своё оружие в карты.

Для казака это деяние считалось тяжёлым грехом, величайшим по своей сути. Так же, как и пропить оружие. История казачества не знала таких позорных примеров. Недаром, что гербовой печатью у Донских казаков был голый казак, восседающий на винной бочке. Но при всём своём казацком оружии, прямо на его голое пузо навешанном. При сабле и пистолетах — они для него были святы.

Снял Лука Васильевич со своей седеющей головы казацкую папаху и перекрестился.

— Ну и дожился я до дивных времён. Прямо кому скажешь про весь этот маскарад, то и не поверят мне люди добрые. Подраздели мои хлопцы американцев!

Но тут его дальнейшие размышления прервал пьяный возглас Федоркина, выползающего из дверей бронепоезда на грешную землю. Но и эта, норовистая твердь, всё пыталась ускользнуть от него.

Он по-прежнему оставался в расстегнутом френче Страха, при его кольте, заткнутом за пояс широких казацких галифе.

— Теперь наш бронепоезд, атаман! Наш он! Мировой военный конфликт улажен был мной, и мирным путём.

И тут же он растянулся, прямо на рельсах, отдыхать. Видно, что и его запас физических сил был окончательно исчерпан. Рядом с ним валялась бумага с разными красочными вензелями и гербовой американской печатью.

И внизу листа красивой и витиеватой росписью командира бронепоезда Генри Страха. Которая подтверждала законность данного исторического документа, иначе его не назовёшь.

«Американский бронепоезд передан мной в вечное пользование русским казакам и, конкретно, атаману в счёт погашения моего карточного долга.

Прошу эту сделку века считать законной и не противоречащей требованиям союза.

Командир бронепоезда Генри Страх».

Прочитал эту бумагу, Лука Бодров и начал смеяться, всё его зло, что накопилось за эти суматошные последние дни, как рукой сняло.

— Вот это документ! С таким паспортом хоть в Америку езжай, и ещё бронепоезд, со всем вооружением, в карты выигрывай. Отнесите этого героя на сено, пусть отоспится вволю на свежем воздухе. Столько пить вина и пожарной лошади не под силу. Силён хлопец, ничего не скажешь, но дело сделал на совесть, хоть героя ему давай.

Генрих Страх спал за своим столиком непробудным сном, теперь его и с пушки не разбудишь, хоть над ухом стреляй.

— Убрать купе от пустых бутылок и ночных ваз. А то от такого стойкого духа и лошадь с ног свалится, не то что человек. Как здесь они только выжили, в этом отстойнике, их за одно это наградить надо, ну, и дела?