Окинул взглядом свой номер — кровать у стены, тумбочка между двух деревянных кресел-стульев, потрёпанный, но чистый коврик в центре, дверь в совмещённый санузел, а напротив — окно рядом с дверью входной. — Без "звёзд", но чисто и опрятно. Дальнобойщики, хоть и неприхотливы, но, как никто другой, ценят уют.
Выйдя из комнаты и закрыв дверь на ключ, я прошёл по длинному общему балкону с железными перилами, спустился по бетонной лестнице, пересёк внутренний дворик с уже неработающим фонтаном и двумя ухоженными клумбами и вышел к постройке, являющейся витриной придорожной гостиницы. Это строение, из современных сэндвич-панелей, стекла и пластика, выглядело как пирожное, на фоне галеты. В защиту флигеля, построенного ещё в Союзе, можно предположить, что таких "времянок" вокруг себя он пережил уже не один десяток.
Для постояльцев была отдельная дверь. Короткий коридор выводил в зал кафе, за стеклянными стенами которого открывался вид на заправку, шоссе и домики пригорода, на той стороне. Посетителей ещё не было, только пара шофёров — такие же постояльцы, как и я — пили чай за одним из столиков. Хозяин гостиницы завсегдатайствовал за барной стойкой.
— Салам, Мустафа!
— Салам, Илья! Завтрак надо?
— Очень надо. И кофе тоже, только ты сам свари, другой теперь пить не могу.
Я изобразил укоризненный взгляд, мол, как теперь, отведав твоей амброзии, жить в мире растворимых сублиматов? Губы и усы-подкова расплылись в улыбке национальной гордости. Его семья покинула Турцию, когда Мустафа был ещё подростком, но доля кофе в крови передалась от родителей, вместе с уникальным семейным рецептом. Хозяин гостиницы варил «кахве» шедеврально, знал об этом, но, всё равно, радовался похвале каждый раз, как ребёнок. Он что-то крикнул в окошко, ведущее на кухню, а сам принялся колдовать над миниатюрной горелкой и серебряной туркой — явно ручной работы и очень старинной.
Дверь на кухню открылась, послышался цокот каблучков и по залу поплыла дочь хозяина. Вместе с ней, в заплыве участвовал умопомрачительный аромат моего завтрака. — Менемен — яичницы по-турецки, с помидорами, сладкими перцами и специями. Ням. К запаху еды добавился приторный флёр духов...
«Немного переборщила».
Изящные ручки поставили передо мной деревянный поднос со шкварчащей на нём сковородой. Туго обтянутая блузкой девичья грудь, как бы невзначай, коснулась моего плеча. Большие серо-зелёные глаза украдкой "стрельнули" из под густых ресниц.
«Ох, дюрум-бюдюрум...».
С первого дня моего проживания в гостинице «Дурмак», я подвергаюсь вот таким нехитрым инсинуациям, которые, однако, каждый раз застают меня врасплох. Но сегодня, я подготовился.
— Тешекю́р эде́рим, кызым. Окулда́ ишла́ нэ́сыл? — улыбаясь, я поблагодарил, годящуюся мне в дочери пигалицу и поинтересовался её делами в школе.
Краем глаза наблюдавший за нами Мустафа, прыснул от смеха.
— Пф-ф-ф..., — растерявшись и не найдя лучшего ответа, дочь бывшего турецкоподданного гордо, как ей казалось, вскинула голову, слишком резко развернулась, отчего чуть не поехал каблук, и походкой неумелой манекенщицы, отчаянно виляя бёдрами, продефилировала к одному из столиков, где были разложены учебник и тетрадь.
А в моей голове играла нетленка Цоя про восьмиклассницу и играла она, почему-то, из томика УК.
— Вой, вой, Лале́! — давясь смехом, бросил ей вдогонку отец. — Поменьше амплитуда, пожалей мебель.
Ответом ему стал сердитый взгляд яростно сверкающих глаз, которые тут же скрылись за раскрытой книгой. Продолжая улыбаться, Мустафа поставил передо мной чашку. А я уже во всю уплетал яичницу, макая в неё нашу национальную лепёшку, ещё горячую. На Лале́ старался не смотреть, ибо от любви до ненависти один шаг, а мне здесь ещё жить и... есть.
— Невеста растёт, — в пол голоса ответил я на одобрительное похлопывание Мустафы по моему плечу.
— Вой!!! — хозяин гостиницы, наоборот, говорил нарочи́то громко. — Два года потерпи и забирай!
Я поперхнулся лепёшкой. Сзади раздался душераздирающий скрежет пластика по напольной плитке, стук каблучков и перезвон китайских колокольчиков над входной дверью. Пожалуй, пару дней лучше самому себе готовить.
***
Водитель вызванного такси, к счастью, не был любителем обсудить бизнес и политику, поэтому, по дороге, я смог подумать о том, как я докатился до жизни такой.
Одиннадцать дней назад я закрыл пробоину, возникшую на месте Врат между нашим миром и... видимо, одним из соседних. За время моего "дежурства" я многое понял. Или мне показалось, что я понял. Например то, как Дыхание выбирает — кому быть Гранителями, сиречь первыми Знающими в обновляющемся Мире. Про себя — я решил, что дар Силы был мной получен за моё одиночество и отсутствие амбиций. Человеку, у которого никого нет, легче начинать путь в неизвестность. Человек, который ни к чему не стремится, легко примет суть такого пути, как процесса, а не маршрута к некой конечной цели. Потому Наставник и велел мне отправляться за наследством одному — чтобы я, наконец, встал на свой Путь.
За остальных не скажу, но, думаю, они получили свои грани Силы по такому же принципу.