Доля слабых

— Все уже подготовлено. Не пытайся мешать. Если любишь, помалкивай и все делай, как я говорю. Потихоньку крадемся к воде, и смотри не шуми. Уж поверь мне, я знаю, что делаю.

Удивленный Кабаз растерялся и покорно поплелся за Ингой, пригибаясь к земле. Миновав ряд землянок, пара бесшумных теней подобралась к пологому берегу. Здесь у края воды на песке развалилось с полдюжины лодок. Инга сразу направилась к самой большой.

— Потащили, — шепнула подруга Кабазу.

Здесь уж парень не выдержал, догадавшись к чему все идет, и решил возмутиться:

— Что ты делаешь, Инга?! Опомнись! Нас добром тут встречали, а мы…

— Замолчи, идиот! Ты мне что обещал?! — вспышка гнева блеснула, но тут же погасла под пролитой, так к месту, слезой. — Ну, Кабаз. Ну пожалуйста. Ты поверь мне, так лучше. Для нас. Для меня. Для тебя. Ты же знаешь, как я тебя сильно люблю. — Нежные руки обвили шею, влажный маленький рот прижался к губам, запах девушки проник в самую душу.

Женские чары в один миг пересилили волю охотника, и, когда поцелуй, наконец, оборвался, опьяненный любовью Кабаз был готов ради Инги на все. Еле-еле стянув тяжеленную лодку на воду, беглецы разместились внутри и широкими, сплетенными из ивовых прутьев веслами потихоньку погребли прочь от берега.

Двое дозорных, поставленных на ночь у леса, не могли и подумать, что неладное может случиться у них за спиной. Мысли, взоры и слух сторожей привлекал только запад, а тем временем там, позади, плыл по озеру темным пятном, покидая поселок, самый лучший долбленый челнок.

Когда линия берега растворилась в ночной темноте, Кабаз впервые отвлекся от гребли и, присмотревшись, подметил, что в лодку накидано прорва всего: их лук и копье, три плетеных корзины, прикрытые крышками, небольшой кособокий мешок, пара шкур. А под Ингой, с лихвой заменяя сиденье, было свалено в кучу нечто большое и мягкое.

— Это что там такое? — решился Кабаз уточнить у подруги.

— Ты про сеть?

— Что, та самая? И не стыдно тебе?!

— Стыдно, милый. Конечно же, стыдно. Но за лодку, пожалуй, поболе.

— Ее целых пять лет плели, — грустно вздохнул Кабан.

— А ты думаешь, лодку такую быстрее построить? Боюсь и представить, как долго долбили такую громадину.

— Ну лодку-то я могу понять. И с едой все ясно. Оружие, вроде бы, наше. А вот сеть? Нахрена нам вообще она?

— А на острове что будешь жрать? Тех запасов, что взяли, надолго не хватит.

— На острове? На каком таком острове? — опешил охотник.

— А на том, где никто не живет! На том, что не видно с берега! На том, где нас твари уже не достанут! — яростным криком сообщили Кабазу суть плана.

Дальше Инга уже приступила к подробностям, и Кабан, постепенно вникая в задумку подруги, все сильней удивлялся уму хитрой девки. Это надо же, какой выход придумала!

Ночь стояла спокойная, тихая. Гладь воды не рябила волной. Лодка быстро скользила вперед, и к рассвету полоса еле видного берега стала тонкой, как прутик. На таком расстоянии глазом было уже не достать до сбежавших. Да погони они и не ждали. У Варханов на сегодня другие планы намечены — вряд ли кинутся вслед за ворьем.

Обессилев вконец, Инга просто лежала на ворохом сваленной сетке, но Кабаз все продолжал, и продолжал грести. Только к вечеру, когда рук не чувствовал даже могучий Кабан, впереди, чуть правее их курса, замаячил зеленым пятном островок. Он оказался гораздо больших размеров, чем представлялось Кабазу: добрая миля в длину, ширину не понять, но уж точно не сотня шагов — целый мир, для двоих-то жильцов. Можно будет осесть на какое-то время.

Кабан бросил взгляд на подругу. Спит. «И зачем ей все это? Надо Племя искать, а она… Ну, что сделано, то сделано. Назад не воротишь. Доплывем, разбужу — и скажу все, как есть. Долго я здесь сидеть не намерен. Пусть свои планы меняет! Я тоже имею право решать!»

Водный путь завершался. Желтая линия пляжа толстела, толстела и превратилась в широкую песчаную полосу, каких не найти у реки. Лодка раз зацепила дно, два…Накренилась причаливая и твердо клюнула берег.

Бах! — вонзившаяся в борт стрела мелко затряслась рядом с боком Кабаза.

Их ждали!

Глава тридцать вторая Синее сердце

Тигр и не думал бежать. Большой полосатый хищник обычно уступал дорогу лишь одному единственному зверю — хитрому двуногому человеку. Людей хозяин лесов не то чтобы боялся, но уважал и старался лишний раз с ними не связываться. Тем более, что пропахшие дымом носители чужих шкур по одиночке ходили редко и ловко умели швыряться тяжелыми острыми палками.

Этот же неведомый тигру зверь, хотя и передвигался также всего на двух лапах, человеком определенно не был. А потому и не мог заставить гордого хищника пуститься в бегство. Такое к себе отношение предстояло еще заслужить. Размерами чудное хвостатое существо немного уступало тигру, и потому клыкастый властитель предгорий воспринимал новичка скорей как добычу, или соперника на худой конец. И уж точно не видел в ящерице-переростке серьезной угрозы.