Долина белых ягнят

Кошрокову прежде не приходилось вникать в сельскохозяйственные проблемы, опыта в этом деле у него не было никакого. Но комиссар, поразмыслив, поставил себе собственную «сверхзадачу» — высмотреть в колхозах и совхозах кобылиц, скупить их и таким образом заложить основу для воспроизводства лошадей на конзаводе. Из Ростовской области ему по наряду обещали маточное поголовье. Но сколько голов пришлют, что в наряде будет сказано — неизвестно. Ясно только, что лишних коней, скорее всего, сейчас нигде нет.

Дорога становилась уже. В ущелье подул ветер — признак близости снежных гор. Доти застегнул шинель. Лошади вспотели, на шеях под хомутами появились темные пятна. Животные стали дышать тяжелее, из расширенных их ноздрей валил пар. Небо над горами напоминало медный купол, по которому вниз струился кизиловый сок, расплываясь на горных склонах, покрытых густым лесом.

— Далеко до райцентра?

— Еще километра три, и будет мост… — Нарчо особенно не был уверен, так ли это — километрами расстояние ему мерить не приходилось.

— Ну, тогда останови. Пусть лошади отдохнут, — Доти долго кряхтел, сопел (хорошо, что поблизости не оказалось медицинской комиссии) и наконец выбрался из линейки. Первый шаг дался с огромным трудом, второй — легче. Потом дело пошло хорошо. Доти понимал, что он одет не блестяще — одна нога в сапоге, другая в валенке, но зато на голове полковничья папаха, зато — шинель, армейский широкий пояс, пряжка со звездой, начищенная до блеска…

— Я эти места знал хорошо, — тихо, как бы оправдываясь перед директором, проговорил Нарчо. Глаза его при воспоминании о прошлом затуманились. Мальчик повернулся спиной к ветру, чтоб было не так холодно и чтобы можно было спрятать непрошеные слезы.

— Откуда? Ты же с берегов Терека.

— Искал пристанища…

Нарчо не хотелось возвращаться памятью к горестным дням, когда он скитался по аулам. Да и запали в душу слова Кантасы, которая, отводя мальчишку на конзавод, наставляла: «Угождай начальству, не спорь с ним, будь послушным, старайся понравиться. А то прогонят тебя — будешь горе мыкать, совсем пропадешь». Нарчо подумал: «Расскажу все, комиссар отправит в детдом».

Кошроков прохаживался взад-вперед, чтобы размять ногу. Неожиданно он переменил тему.

— Нарчо, знаешь восточную мудрость: «Идя в гости, не забудь поесть, ибо неизвестно — покормят в гостях или нет. Если покормят, то лучше поесть два раза, чем ни одного»?

— Не слышал, — признался мальчик.

— Все равно доставай еду. В чемоданчике у меня бутерброды, сыр, хлеб, груши с яблоками. Подкрепимся и поедем.

Пока директор прогуливался под грушевыми деревьями — ветки их едва не ломились от тяжести плодов, — Нарчо достал сверток с припасами, аккуратно разложил все на крыше чемоданчика. Сначала он смущенно отказывался есть вместе с комиссаром. Ему даже с родным отцом не приходилось сидеть за столом. Потом склонился на уговоры. За едой мальчик разоткровенничался.

2. ПОБЕГ

Долгим и печальным был рассказ Нарчо.

Его отец Батыр многие годы мучился от туберкулеза. Последнее время он уже не мог работать.

Кореец-рисовод как-то посоветовал ему питаться собачьим жиром. Он, дескать, целебный. Сначала больной, конечно, не мог решиться на это. Кабардинцы говорят: «отвратителен, как собачье мясо». Но болезнь есть болезнь. Батыр проступил запрет предков и понемногу привык к новой нище. Лиха беда начало. Теперь он заставлял сына искать молодых здоровых собак для откорма. Через какое-то время больной почувствовал облегчение, уверовал в новое лекарство, перестал обкладывать себя в постели горячими кирпичами и наконец даже попросился на службу в ночные сторожа. Дали ему кол, сказали: «Не пускай кабанов на поля». Батыр поначалу с энтузиазмом охранял кукурузные посевы от потравы, но от ночной сырости опять слег.

Нарчо не ленился, ходил по аулам, выпрашивал собак. Мальчишки ополчились против него, грозили избить, если он не перестанет уничтожать псов. Напрасно расстроенный Нарчо доказывал, что он делает это не со зла, что надеется с помощью собачьего мяса вылечить смертельно больного отца… Когда гитлеровцы вступили на Кавказ, Батыр, пожелтевший и обессиленный, окончательно согнулся под тяжестью дурных вестей. Лежа в постели, он слушал радио. Слова «наши войска оставили город…», словно глыбы камня, придавливали его к ложу. Попытка полуживого Батыра пойти на фронт вместе с Нацдивизией, естественно, кончилась провалом. Он почти перестал посылать сына за собаками, махнув на все рукой. Вскоре враг приблизился к их аулу. Послышались разрывы бомб, вой самолетов, перестало работать и радио. Соседи больше не заходили проведать больного — люди словно оцепенели от ужаса и горя.

Однажды в дом влетел перепуганный до смерти сынишка:

— Папа, немецкие танки! С крестами!

Батыр пытался приподняться, посмотреть в окно — руки дрожали, больной не мог даже присесть. Помог Нарчо. По улице прогромыхало несколько машин — зазвенели стекла в окнах, задрожала земля.

— Вот мы и под пятой врага! — Батыр упал на подушки, зашелся в кашле.