— Ведь вот бывают же павшие духом. — Чоров, взяв записку, всматривался в нее, стараясь определить автора. — Трус! Иначе такого не назовешь. Мы дадим план! И не зеленой массой. Меня что возмущает? Почему мы должны ждать, когда ударит мороз? Если у кого мороз побьет кукурузу, мы его самого побьем так, что не останется живого места.
Было зачитано еще несколько записок. Снова самые разные, противоречивые цифры.
— Вы все зовете меня «комиссар», «комиссар», — раздумчиво произнес Кошроков, отодвигая от себя папаху, словно желая показать, что больше записки его не интересуют. — Допустим, я ваш комдив, а вы — мои штабные офицеры, командиры подразделений. Перед нами поставили боевую задачу: овладеть железнодорожным узлом, который прочно удерживает враг. Для решения этой задачи прежде всего надо точно знать, сколько войск у противника, какая у него техника, сколько ее, знать расположение огневых точек, систему обороны и прочее. Возьмем только количество вражеских войск. Я, комдив, спрашиваю начальника разведгруппы: «Сколько войска у противника?» Он отвечает: «Десять тысяч». Спрашиваю оперативника, слышу: «Восемь тысяч». Вызываю начальника штаба, говорит: «Пять тысяч». Спрашиваю командиров полков. Один считает — семь, другой — четыре. Что мне делать с такими офицерами? Только загубить дивизию и пойти под трибунал. Вот и вы, сидящие здесь, командиры подразделений, положения дел не знаете. — Доти стукнул кулаком по столу: — Не знаете! А ведь и здесь битва идет, ее надо выиграть во что бы то ни стало! Это — приказ фронта, веление партии, наказ народа…
Мы не можем сидеть здесь и гадать на кофейной гуще. Битву выигрывают на полях сражений. Мы и отправимся на поля, на кукурузные поля. Солому надо еще раз перемолотить там, где она не перемолочена, придется заглянуть во все закрома — пусть никто не прячет ни одного килограмма. — Доти сел, сердито уставился в стол.
— Вопросы есть?
— Гадалку бы сюда! — съехидничал кто-то. Последовал хохот, сам Кошроков не удержался от улыбки.
Не смеялся лишь Чоров. Слова про гадалку прозвучали явным оскорблением уважаемого гостя. Но заступись он за уполномоченного, его могут упрекнуть в зажиме критики, — не дает, мол, никому сказать правду.
— Снег, — тем временем говорил Кошроков, — грозит выпасть не сегодня-завтра. Офицеров, халатно относящихся к службе, отправляют на передний край, чтоб они понюхали пороху, как следует. То же самое и здесь. Надо партийный актив распределить по хозяйствам, дать каждому задания, установить сроки и отправить в путь сегодня же, немедленно. Битва за хлеб вступает в решающую фазу. Район должен выполнить план!
— После слов Доти Матовича, — важно объявил Чоров, — считаю дальнейшие словопрения пустой тратой времени. Кому куда ехать — объявлю позже. Доти Матович, вы поедете куда-нибудь?
— Непременно. Но сначала я навещу дом нашей Жанны д’Арк. Так мы ее звали на фронте. Хочу пожать руку ее матери — женщине, вырастившей достойного сына и не менее достойную дочь. — Доти ласково посмотрел на счастливую, раскрасневшуюся Апчару.
2. ЛЕВЫЙ РЕЙС
Апчара ни на шаг не отходила от Кошрокова, обещавшего заехать к «Жанне д’Арк». Она пригласила и Чорова.
— Кто еще у тебя будет? — С некоторых пор Чоров стал придирчиво выбирать, с кем сидеть за столом.
— Кто? Кураца да я. Хочешь, возьми с собой кого-нибудь.
Чоров был бы рад поехать с Кошроковым, но всячески избегал Курацу, директора недавно восстановленного кирпичного завода. Апчара знала причину, но делала вид, будто ни о чем понятия не имеет. Напротив, она вежливо сказала, что мама будет очень рада увидеть Чорова, хотя на самом деле Хабиба терпеть его не могла и называла по-своему: «аужиж-муужиж» — «убегай-прибегай».
— Точно не обещаю. Сама видишь, что делается, не знаю, какой рукой нос вытирать. Дел три арбы и две сапетки. Если улажу… — Чоров понизил голос: — Не при уполномоченном будь сказано: план этот уже камнем виснет на моей шее. Утонем, того и гляди… В общем, посмотрю.
— Будем ждать!
— Ну, ординарец, за тобой слово, — сказал Кошроков, усаживаясь поудобней, да так, чтобы и Апчаре хватило места рядом с ним. — Как кони, отдохнули?
— Напоены, накормлены, — бодро доложил Нарчо.
— А сам?
— И сам сыт. — Нарчо не лгал: поел он на славу. Кантаса принесла ему кусок мамалыги, сыр, крутые яйца.
— Тракторист! Ишь, загордился! — Апчара была рада видеть Нарчо, которого она знала с дней восстановления колхоза «Псыпо». — Самого комиссара полка возишь? Ординарцем зовешься? Молодец Кантаса, хорошо тебя пристроила.
Нарчо не удалось сдержать улыбку. Вопреки желанию «ординарца» выглядеть серьезным, рот его растянулся до ушей.
— Вы что, знакомы? — удивился Кошроков.
— Еще как! Мое вступление на пост председателя колхоза он ознаменовал таким событием, что мне вовеки не забыть. — Апчара озорным движением нахлобучила ушанку Нарчо на самые глаза. Мальчику это не понравилось. Он сделал строгое лицо:
— Разрешите ехать, товарищ комиссар?
— Трогай, трогай.
Линейка покатилась.
— Ой, какой счастливый день у меня сегодня! Были бы крылья — взлетела!