Долина юности

Но вместо того чтобы направиться к выходу, журналист предлагает нам пройтись по другой аллее ярмарки. Мы идем за ним, еще не понимая, к чему все это. Когда оказываемся у стенда издательства «Галлимар», парень берет пенал Гарри Поттер, футболку Гарри Поттер и носки из чистого хлопка с логотипом Гарри Поттер.

— Как?! Ты даже не книгу крадешь? — изумляюсь я.

— Я получаю достаточно книг в редакции. А это хотя бы доставит удовольствие моим ребятишкам.

— Не может быть! То есть уже я, писатель, крадущий книги, выгляжу по-дурацки. Но тащить всякую ерунду — это просто оскорблять литературу!

Мы все втроем покатываемся со смеху. Не выдержав, радиоведущая устремляется к стенду издательства детской литературы и хватает первый попавшийся альбом. Теперь нам нужно выкатываться отсюда. Мы чувствуем себя подростками, сунувшими под свитер музыкальный диск в супермаркете. Мы прощаемся на автостоянке, и каждый уходит в свою сторону. Эта история должна была закончится здесь, но на самом деле она только начинается.

Через два дня я захожу в гости к родителям. Как обычно, объясняю им, над какой книгой сейчас работаю. И не могу удержаться от удовольствия рассказать им о моем приключении на книжной ярмарке. Пока я говорю, моя мама бледнеет, зеленеет и снова бледнеет.

— Но тебя же могли задержать! — возмущается она. — Может быть, тебя засняли на видеокамеру!

— Ну да, возможно. Увидим в ближайшее время. А чем я рискую в любом случае?

Моя мать идет за чем-то в свою комнату. Она возвращается, сжимая в дрожащей руке небольшой квиток желтого цвета. Я читаю слово «квитанция» внизу слева. Затем имя госпожи Мельц. Внизу каракулями выведена дата: «27 ноября 1975 года».

— Что это такое? — спрашиваю я ее, нахмурившись.

— Это штраф, который я получила однажды в магазине, в Лозанне. Помнишь, вы с Алексом только приехали в Швейцарию?

Еще как помню! Я из кожи вон лез, чтобы мне разрешили прокатиться по второму разу на Розовой пантере. Моя мама забыла оплатить пару тапок, и охранник застукал ее на выходе.

— Мне было так стыдно в тот день. Ты не можешь себе представить!

Меня словно оглушило. Один из самых прекрасных дней в моей жизни — встреча с Розовой пантерой, остался запечатленным в памяти моей мамы как самый худший. Сначала мне стало неловко: я почувствовал себя виноватым. Потом начал считать. Она хранила эту квитанцию в глубине шкафа в течение… Так, сегодня у нас 7 мая 2002 года. Ее оштрафовали в ноябре 1975-го.

— Это было двадцать семь лет назад!

— Да, это было давно, — соглашается мама. — Но ты знаешь, тогда я была уверена, что полиция выгонит нас из Швейцарии.

В августе 1974 года мои родители получили статус политических беженцев. В обмен на это швейцарские власти потребовали от них отказаться от румынского подданства. Полтора года спустя моя мать получила этот штраф. Она думала, что ее рассеянность все испортит, что моего отца, меня с братом и всех родных выдворят из Швейцарии без паспортов, без крыши над головой, без будущего.

— Конечно, — объясняет она, — прошли годы. Никто так и не вспомнил об этой истории со штрафом. Но все-таки страх всегда сжимал мое сердце.

Я внимательно изучаю квитанцию. Третья строчка гласит: «Стоимость неоплаченного товара измеряется 14 франками». Пара тапок за 14 несчастных франков терроризировала мою мать в течение четверти века. Я не могу поверить, что предметы управляют нашей жизнью с такой таинственной силой. Мы их покупаем, продаем, ломаем, забываем, привязываемся к ним, используем, воруем, выбрасываем, сжигаем, дарим, закрываем на ключ, подвергаем всяческим испытаниям. Но, в конечном счете, они нами управляют. Я вспоминаю афоризм Рене Шара: «Слова знают о нас то, чего мы не знаем о них». Мне кажется, то же самое можно сказать и о вещах.

22. Тело моего отца

Только что зазвонил телефон. Моя жена отвечает и с изменившимся лицом передает мне трубку. Это моя мать. Она объявляет мне, что умер отец. Его сразил сердечный удар, когда он подпиливал ствол только что купленной новогодней елки. Сегодня суббота, 6 декабря 2002 года, день Святого Николая. Это нелепо, жестоко и чудовищно. Моя мать в слезах, но при этом говорит, что мне не нужно приезжать сразу. Она займется всем. Я не должен ни о чем беспокоиться. Могу только явиться на похороны.

— Да нет, о чем ты говоришь. Я приеду как можно скорее.

Я вешаю трубку и упираюсь головой в стену. Этот звонок должен был когда-нибудь случиться. Сколько времени мой отец страдает сердечно-сосудистыми заболеваниями!

Вот уже два года я живу в Базеле. На поезде дорога занимает два часа, и я могу быть у мамы до наступления ночи. Я собираю вещи, объясняю жене, что должен заниматься похоронами, она присоединится ко мне в начале следующей недели, и покидаю дом. Все это делается помимо моей воли. Как во время какого-нибудь очень скучного разговора, от которого отстраняешься, уставившись в пустоту, а мысли витают в облаках. Выйдя из дома, я вспоминаю, что забыл взять черный костюм для церемонии. Поднимаюсь обратно и кладу свой единственный черный костюм в спортивную сумку.