Долина колокольчиков

А вот Голден-Халла в нескольких метрах впереди вдруг встал столбом и оглянулся. Брови сыщика уползли высоко-высоко по светлому лбу.

— Фью! — сказал он. — Тормози, госпожа Ловчая!

Я как-то сразу воспряла духом, решила, что меня ждет хорошая новость: например, сейчас окажется, что этот великан — друг сыщика (уж в чем-чем, а в коммуникативных способностях Берти у меня уже нет сомнений). И по этому поводу нас пригласят на обед, а не главным блюдом к обеду.

Но увы. Попутчик обреченно-радостно продолжил:

— Торопиться бессмысленно! От него мы все равно не убежим. Как у тебя с принятием неизбежного, м, госпожа Ловчая? Давай споём: «Ом-м-м…»

И пока я стояла с распахнутым ртом: это еще что за неуместная благость? — детектив плюхнул сундук на сугроб и выхватил из кармана пальто щепоть какого-то черного порошка. От низкого вибрирующего голоса Берти порошок зашевелился, будто танцуя.

Я все-таки рискнула воровато оглянуться («Ох ты е-е-е-е-ежик, вот это громада! И клыки-то, клыки какие нечищеные! Не, не буду смотреть, страшновато»), а Берти меж тем сменил «ом» на заклятье и сыпанул порошок на снег.

Волшебная смесь тотчас вспыхнула жарким огнем и собралась в единый клуб пламени. Он, в свою очередь, стремительно стал топить бесконечную мерзлоту, уходя куда-то вниз, прорубая хорошенький вертикальный тоннель шириной метр.

— Ныряем! — емко приказал Голден-Халла, вновь хватая сундук и солдатиком прыгая в получившийся колодец.

Я только сдавленно охнула: он же так свой костер догонит!.. Решил сгореть заживо? Псих!

Но поскольку из тоннеля не доносилось удивленных воплей прожаренного Голден-Халлы, а вот за спиной у меня опять раздался негодующий рев гиганта, я последовала сомнительному примеру. И, выдохнув, прыгнула за сыщиком.

…С ума сойти, какая же толща снега наросла в Лилаковых горах за тысячи лет их колдовского, мороженого бытия! Я пролетела метров пять, не меньше, прежде чем шлепнулась аккурат на саусберийца.

— Ух! — крякнул Берти, ставший еще чуть сильнее похожим на кляксу.

— Лечить? — я мгновенно оценила обстановку.

— Не, пока нормально, — прохрипел сыщик.

А его огненный шар-костер уже вовсю от нас улепетывал, выгрызая горизонтальный тоннель. Никогда не бы не подумала, что мои каникулы обернутся работой снежного крота на полставки!

Где-то наверху раздался удивленно-обиженный рев великана. Тотчас резко стемнело… Я задрала голову и увидела, как над нашим колодцем склоняется огромное лицо, и к дыре прислоняется любопытно-голодный великаний глаз. Гигант пару раз озадаченно моргнул.

Мы с Берти ему помахали.

Зрачок на глазу расширился от удивления, вдалеке раздался урчаще-непонимающий «Эм-м-м?». А потом глаз сменился носом, втянувшим воздух так резко, что нас чуть не унесло наверх: пришлось вцепиться друг в друга, снуи и тяжеленный сундук. А за носом пришел черед указательного пальца, который полез в колодец, будто в ноздрю…

— Сматываемся! — ахнула я.

И мы шустренько поползли вслед за летящим костром, буравящим снег впереди. Великану, судя по всему, быстро надоело ковыряться, он ушел; но мы не стали выкапываться: решили подождать до самого ущелья.

Ползти под снегом было утомительно, но интересно. От костра Голден-Халлы по голубым стенкам прыгали алые всполохи, снег таял, растекаясь будто сахарной патокой, было очень тепло. И немного страшно: вдруг великаны решат попрыгать (сделать зарядку поутру), и наш тоннель обрушится нам на головы? Но пока все было хорошо.

Иногда мы останавливались отдохнуть: гасили костер, ложились в рядок и снуи мельтешил между нами на роли светильника. Берти сверял направление нашего движения с компасом. А я еще дважды нападала на него с ножом, чтобы исподтишка — заодно с лечением — накачать халявной энергией-унни. Ведь огненное заклинание растапливало силы сыщика почти также эффективно, как снег.

Меня сильно смущала эта безумная последовательность: сделай человеку хуже, чтобы сделать лучше. Но сам Берти смеялся и называл это «инвестицией», с любопытством глядя на то, как я, морщась, режу ему запястья (всегда поперек, не волнуйтесь).

— Только заживляй как следует, ладно? У меня и так многовато шрамов, — посетовал сыщик.

— Так шрамы же украшают мужчину?

— Вот-вот! — горячо закивал Берти. — А если я стану еще симпатичнее — это будет совсем нечестно. Стыдно, неловко и негуманно по отношению к остальным представителям моего пола. Мне бы не хотелось окончательно лишать их женского внимания.

— Хвастун Голден-Пава, вот кто ты такой, — фыркнула я.

— Павы — это павлины-девочки, вообще-то.

— Зато как на фамилию легло!