— Паук? Блоха? Таракан? Или чего еще ты боишься, помимо высоты и насекомых?
— Времени, Берти.
— Точно. Ну, в любом случае твой изначальный тезис неверен, — сыщик пожал плечами. — Полностью мы с тобой знаем только мироощущения друг друга. А вот по многим фактам, читай, уликам, — стабильный ноль. Например, я понятия не имею, как трактовать то, что у тебя в центре искры есть что-то вроде портала в Вечность.
— Хе-хе! — сказали польщенные теневые блики. — Это он про нас!
— Придем в Колокольчики — расскажу! — пообещала я. — Мне потребуется несколько часов, удобное кресло, леденцы — чтобы голос не сел, и — самое главное — твои восторженные «охи» в нужных местах. Справишься?
— Пф! — отмахнулся Голден-Халла.
Мы взяли по веревочке от саней и потопали к нашей призрачной деревне.
Мир Лилаковых гор тоже изменился за эту ночь.
Теплый и белый туман залил горный цирк, как молоко — пиалу для завтрака. Снег сыпался очень медленно и был похож на воздушный рис. Солнце и небо, скалы и реки — всё это исчезло, скрытое уютной пеленой. Если бы кто-нибудь в небе опустил вниз ложку — нащупал был формы-хлопья. Но если не трогать, а только смотреть — молоко, молоко, молоко… Безмятежная тайная гладь.
Снежный наст поскрипывал под ногами, а у меня внутри все шипуче искрилось и било, как ледяное игристое с брошенном на дно бокала цветком гибискуса.
Снуи порхал впереди, как бабочка. Мы везли наши санки, и я косилась на Берти каждые десять секунд. А он на меня — каждые пять.
Я всё никак не могла нормально идти: петляла, как долбанный зайчик, подпрыгивала и скакала. На сердце у меня было так легко, будто с него свалился огромный камень. Валун размером с планету, не пойми кем туда установленный обелиск.
Хотя, возможно, никакого камня и не падало: просто там, в сердце, поселился Его Легчайшество Голден-Халла. И теперь сыщик деловито обустраивался в левом предсердии, инициировав страшную неразбериху перестановки, пытаясь втиснуться там с комфортом, наравне с другими хорошими людьми.
И ведь втиснется, не сомневаюсь…
— Перестань на меня смотреть, пожалуйста! — вдруг со смехом попросил Берти.
— Почему? — удивилась я.
— Ты просто неприлично сияешь. А я, джентльмен, не могу отвернуться от прекрасной дамы. И в итоге у меня будет ожог сетчатки. Так себе сувенир из отпуска. Хотя, если очень надо, я готов потерпеть.
— Ага, понятно, значит, сегодня ты Голден-Пахлава: мастер сахарных речей. Но не переслащивай, пожалуйста! Я ж из-под-полы-торговец, не забывай: сурова, беспощадна, немила.
— Да без проблем. Давай тогда заключим строгий официальный договор: ты отворачиваешься, я умолкаю.
Мы попробовали. Уже через пару минут стало скучно, и разговор, а вместе с ним переглядки, начался опять.
До призрачной деревни оставалось каких-то пару километров. Мы весело, взахлеб болтали, то и дело посыпая шутки флиртом на грани провала. Тот редкий случай в моей жизни, когда это казалось прямо очень уместным.
Вокруг было тихо, безмятежно и радостно.
Одним словом — утро.
Думаю, в этом и заключалась внезапность всего, случившегося дальше. Ведь когда ночь уходит, кажется, что всё неизвестное растворилось вместе с ней. Бояться нечего. Утро — умытое и светлое — будто гарантирует тебе безопасность. Я почти не помню историй, где что-то плохое случалось бы утром. Человек расслабляется, видя, что небо сладко жмурится на него.
А жаль.
Очень жаль.
Рык снежного волкодлака застал нас врасплох. И опередил само чудовище на каких-то пару секунд.
Скорее всего, зимняя тварь, худший из хищников Лилаковых гор, давно сидел в засаде неподалеку, привлеченный теплом шалаша. И, убедившись, что жертв немного, решился напасть.
Ярко-синяя шкура на фоне молочного Ничего мелькнула так быстро, что если бы я моргала в этот момент — могла и вовсе его не увидеть.
Студеные волкодлаки быстры и безжалостны. Говорят, их седой вожак — воплощение Холода. Не такого, что щиплет за щеки румянцем, а такого, что уничтожает идею самой жизни. Останавливает ее — натурально — тормозя в нас движение атомов и молекул…
Я успела уклониться от твари — чудом, не иначе. Волкодлак в огромном прыжке пролетел над санками, сшиб с них наш сундук и, глухо зарычав, развернулся. Лазурная шерсть на загривке встала дыбом. Размером хищник был с полуторогодовалого теленка.
— Спина к спине, Тинави, — напряженно сказал Голден-Халла, пока тварь, припав на передние лапы, истекала слюной и гневом, выбирая на кого из нас прыгнуть теперь.
Не успела я удивиться предложению сыщика: монстр один, а нас двое — зачем же спина к спине? — как из тумана выступила еще дюжина рычащих теней.
М-да. Ну, тут, наверное, можно и заканчивать.
Глава 28. Фортуна в тапках
…Снуи тоже решил, что конец неминуем. Снежный дух взвизгнул и исчез из видимости, улепетнув. Прощай, мой хрустальный дружок!
Мы с Берти встали в оборону, и Голден-Халла протянул мне свой нож, а сам сложил руки в подготовительную маг-позицию.
— А вот и беда от Травкёра, да? — усмехнулся сыщик. — Жаль, что мы не успели снивелировать её чем-нибудь инициативным! Придется отдуваться по полной программе.