Долина кукол

Три года она не давала ему развода. После той сцены у бассейна он приехал, забрал вещи – и все. Она не выходила на работу целую неделю. На студии все были в ярости. «А, черт c ними», – думала она и накачивалась барбитуратами. И черт c ним, c Тедом! Вначале она сама хотела развода – как мог он поступить c ней так по-свински! Но Босс был против. Пострадает ее репутация. Ведь она же была «простой милой девушкой», любимицей всей Америки, нежной женой и матерью двух близнецов. О ее семейной жизни слагались легенды, газеты и журналы печатали ее фотографии c Тедом и близнецами… вот, мол, образцовая семья. Нет, никаких разводов! Босса не интересовали их чувства, важно, чтобы публика была довольна. И ей следовало об этом позаботиться.

Босс поговорил и c Тедом. Ведь c ним тоже был заключен контракт, и Теду надо было c этим считаться. Он должен был сопровождать Нили на все премьеры, позировать рядом c ней перед фотокамерой – в общем, поддерживать сложившийся образ.

Три года сплошного кошмара! Один фильм за другим… диеты… куколки… и при этом постоянно сознавать, что Тед c этой девкой. А ему еще надо было содержать эту тварь – она же не работала. В угоду Нили руководство студии вышвырнуло ее за дверь. Поползли слухи – и теперь эту самую Кармен не принимала на работу ни одна студия.

Кульминацией всего была премия Академии. Это была одна из самых счастливых минут в ее жизни. Она и мечтать не могла о том, что ей и вправду достанется нечто подобное. Когда было названо ее имя, она повернулась к сидящему рядом Теду совершенно потрясенная. У него на лице была добрая улыбка – он действительно был рад за нее. Она быстро прошла по проходу. Потом были фотографы, телевизионщики, и Тед стоял рядом, держа ее за руку. Все еще могло наладиться – она получила «Оскара», и Тед был c ней, улыбался ей.

Он оставался рядом до самого окончания церемонии. Потом отвез ее домой, пожелал у самой двери спокойной ночи и уехал – от нее, кинозвезды, лауреата «Оскара», – уехал в объятия своей потаскухи! Все, ее терпению пришел конец!

На следующее утро она позвонила Боссу и потребовала, чтобы тот немедленно явился к ней. Теперь-то у нее было кое-какое влияние. И что же – Босс примчался как миленький! На сей раз условия диктовала она. Она требовала развода – и безотлагательного, – а также чтобы студия расторгла контракт c Тедом Касабланкой. И Босс принял ее условия без единого возражения. Боже, какую власть все-таки дает «Оскар»!

Благодаря «Оскару» она также поняла, что не так уж жизненно важно являться на работу каждый день. Ведь она теперь крупнейшая звезда Голливуда, доказательством чему был «Оскар». И если у нее ночью случалась бессонница, она могла послать их всех к чертям собачьим. Она же Нили О’Хара, не кто-нибудь! И если она набрала несколько лишних фунтов на черной икре, то плевать ей на всех! Ну и что, что неделю надо будет посидеть на диете, задерживая съемку? Потерпят, они же на ее фильмах уже целое состояние сколотили!

Она сидела в гримерной студии и дрожала – вовсю работал кондиционер. Вот уже третий раз за последние пять недель она срывает съемки. И все этот чертов Джон Стайкс. Может, он и в самом деле лучший режиссер на свете, но это еще не дает ему права терзать и мучить ее во время съемок. Она яростно сорвала накладные ресницы и стала намазывать лицо кремом.

– Мисс О’Хара, подождите, ради бога! Ведь потом снова целый час придется гримироваться! – взмолилась гримерша.

– На сегодня работа закончена, – мрачно заявила Нили, стирая грим.

– Но мы и так отстаем…

– Мы? – Нили повернулась к ней. – Это что еще за «мы»? Господи, ну прямо каждый готов примазаться!

В дверь постучали. Это был Джон Стайкс. У него была внешность человека, побывавшего в переделках и закаленного невзгодами, что придавало ему определенное обаяние.

– Давай, Нили, пошли работать.

Она заметила, как обескуражило его ее разгримированное лицо.

– Да, такие вот дела, приятель, – на сегодня все! – Она злорадно ухмыльнулась.

Он сел:

– Ну хорошо. Сейчас три. Будем считать, что сегодня – короткий день.

– Только этот последний дубль ни к черту не годится! – выпалила она.

– А чем он тебе не понравился?

– А ты будто не понимаешь. Все время в кадре крупным планом – только ноги.

– Нили, студия за этот ваш танец платит Чаку Мартину пятьдесят тысяч долларов. Он прекрасный танцор. Что нам прикажешь снимать – его уши, что ли?

– Меня, черт вас возьми! Меня снимайте. И тело, а не ноги – я не поспеваю за ним. Я ведь не такая уж прекрасная танцовщица.

– Ушам своим не верю, – проговорил он, изобразив полное изумление. – Неужели ты способна хоть на минуту допустить, что кто-то может быть талантливей тебя?