Долина кукол

Это было бесподобно. Лежать рядом c ним, смотреть, как дым сигареты клубится в свете ночника… Никаких сомнений, колебаний не было – они слились в едином порыве любви и страсти. Удовлетворение было полным. Обнимая его, она внезапно поняла, как важно любить – важней, чем быть любимой. И она понимала, что ей предстоит принять решение. Лайон тоже любил ее – по-своему. Этого достаточно? Будет ли ей недоставать нежной, самозабвенной преданности Кевина, его готовности отдать за нее жизнь? С Лайоном ей придется каждую минуту быть начеку. Готова она ко всем превратностям такой любви?

Он протянул руку и погладил ее голую спину:

– Это было замечательно, Энн. Как и всегда.

– И мне тоже, Лайон, но только c тобой.

– Энн, есть ведь и Кевин Гилмор, – тихо сказал он. Он почувствовал, как она сжалась, и погладил ее по голове: – Милая, это всем известно. И все знают, что он хочет жениться на тебе. – Он помолчал. – Знаешь, я ведь не случайно пришел вчера на студию. Я заранее решил проведать Джерри Ричардсона. Хотел познакомиться c Кевином Гилмором и повидать тебя.

– А что мне, по-твоему, было делать? – отодвинулась от него Энн. – Сидеть все эти годы и молиться, чтобы ты вернулся? Лайон… ни письма ведь от тебя, ни слова… ничего.

– Тсс. – Он приложил ей палец к губам. – Конечно, я понимаю. Я так хотел написать тебе. Господи, сколько же писем я написал и так и не отправил – все моя чертова гордость. Я все говорил себе, что каждая новая книга принесет успех. И тогда я вернусь героем-победителем и увезу свою даму от любого, c кем она будет тогда. Но я не герой, и Кевин Гилмор – не просто «любой». Он хороший человек, Энн, и, насколько я слышал, без памяти в тебя влюблен.

Она молчала.

– Если бы у меня была сила воли, я бы c тобой после сегодняшнего никогда не встречался бы, – сказал он.

– Лайон! – В ее голосе был страх.

– Я сказал, если бы у меня была сила воли, – громко засмеялся он. – Но боюсь, что я этим никогда не отличался. А увидев тебя, растерял и последние остатки. – Потом он очень серьезно добавил: – Я буду здесь, Энн. Я твой, когда захочешь. Но это и все.

– О чем ты?

– После этих статей я возвращаюсь в Лондон. У меня в работе новая книга. Черновик уже закончен.

– А писать здесь ты не мог бы?

– Может быть. Но жить не мог бы, по крайней мере, жить так же хорошо. У меня хорошая квартира и дополнительный заработок за статьи. Это совсем другая жизнь, Энн, но она мне по вкусу. – Потом он добавил: – И зарабатываю я ровно столько, чтобы можно было долгими часами сидеть за машинкой и писать то, что я хочу писать. Это одинокая жизнь, но всегда есть надежда, что, может быть, именно эта книга и повернет все к лучшему. Я верю в свое писательство и в то, что я стараюсь делать, – и все это благодаря тебе. Из-за этого я потерял тебя – но по-другому, скорее всего, и быть не могло.

– Почему не могло? – упрямо спросила она. – Если бы я тогда в «Барбарисовом зале» не раскрывала свой болтливый рот, не настаивала, чтобы ты занялся литературой, ты мог бы стать крупнейшим импресарио в городе, у нас были бы дети и…

– И мы бы ненавидели друг друга. Нет, Энн, когда рвешься к успеху, для супружества места не остается. И точно так же ничего бы у нас не вышло, если бы ты покорно согласилась c этой дикой идеей поселиться в Лоренсвиле. Наверное, я просто создан для одиночества. Но я так рад, что мне представилась возможность вновь побыть c тобой. Когда я вернусь, я буду c любовью вспоминать каждую секунду, проведенную c тобой, и растягивать память о нашей встрече на долгие дождливые английские ночи.

Он притянул ее к себе, и вся ее боль испарилась в невероятном счастье – любить его.

Домой она пришла только на рассвете. Вставляя ключ в замок, она заметила полоску света.

– И как это тебе удалось так быстро освободиться? Утро ведь еще не настало. – В гостиной сидел Кевин и курил.

Она подошла и вырвала сигарету у него изо рта:

– Ты ведь не курил c самого сердечного приступа. Что ты хочешь доказать?

– Откуда столь трогательная забота о моем здоровье? – ухмыльнулся он. – Похоже, после вчерашнего у меня особых надежд на будущее не осталось.

– Кевин, зачем ты пришел?

– Потому что я знал, что ты c ним. Расскажи-ка, как вы там. Раскрепостил он тебя? На люстрах качались?

– Прекрати! Тебе вредно так себя вести. Давай, хочешь оставаться – ложись в постель.

– Ты со мной ляжешь? – Он смотрел, как она напряглась. – Если ляжешь – будешь «подстилкой». Так, кажется, таких женщин называют. Ну так как, ляжешь?

– Кевин… мы ведь не занимались сексом c тех самых пор, как у тебя был приступ. Дело не в том, что я была против, просто я думала о твоем здоровье и…

– И о возрасте. Давай уж договаривай.

– Что бы там ни было ночью – это касается только Лайона и меня. К моим чувствам к тебе это никакого отношения не имеет.

– Как прикажете это понимать? Предоставим Лайону роль жеребца, а мне – престарелого и верного слуги?

– Ты мой друг, ты часть моей жизни, я люблю тебя – очень. А Лайон – это нечто… совсем другое.

– Ну нет, так я не согласен. Придется тебе сделать выбор.