Долина любви и печали

…С перевала Сан Пеллегрино открывалась захватывающая дух панорама. Во все стороны простирался волнующийся океан гор. Без конца и края… Итальянские Альпы сменяются Французскими, на северо-востоке, километрах в тридцати расположены Австрийские Альпы. Слева, удерживая всю круговую композицию, высится белоснежный красавец Монблан, самая высокая точка Европы, который находится на границе Италии с Францией. К нему стремится вся когорта Доломитовых Альп. Летом Доломиты манят к себе самых отважных альпинистов из разных стран мира. Много смельчаков погибло здесь, но горы продолжают притягивать своей красотой и магией.

Насколько хватало взора, можно было видеть одни бело-синие волны гор, а еще дальше — еле различимые темно-фиолетовые, более пологие Приморские Альпы, за которыми распростерлось Средиземное море. От такой красоты, перехватило дыхание, хотя, может быть, дышалось трудновато и из-за большой высоты.

Налюбовавшись панорамой, Лючия и Морис устремились в белоснежную стихию. Снег высокогорья не был таким мягким, как внизу, но лыжи хорошо держались на этом покрытии. Морис ехал впереди, слегка притормаживая, чтобы Лючии было легче следовать за ним. Он видел, что она немного устала, так как дышать здесь действительно было сложнее, чем ниже. Он притормозил, поджидая свою любимую.

— Ты нарочно едешь медленно? — спросила она чуть обиженно — Ты думаешь, я не успею за тобой?

— Ну что ты, милая. — Он хотел пощадить ее почти детское самолюбие. — Ты самая лучшая лыжница… Италии и Франции. — Он обнял ее и стал целовать в глаза, щеки, ушки. — Но честное слово, я сам устал. — Скорее поедем вниз. Уже солнце заходит…

— Стой! — вдруг приказала Лючия. — И прижалась к нему.

— Извини меня, пожалуйста, иногда я капризничаю и… бываю совершенно несносной. Но как здорово ты прореагировал на мои капризы. Ты не рассердился на меня?

— Что ты, глупышка, — рассмеялся Морис, — капризничай на здоровье. Я же люблю тебя, мне все нравится в тебе. И твоя итальянская эмоциональность, и детская непосредственность, и мудрость многоопытной женщины. Ты — мое сокровище!

И они снова прильнули друг к другу в долгом поцелуе.

— Ой! Надо ехать, — спохватилась Лючия, — иначе опоздаем окончательно.

Чем ниже они спускались, тем мягче становился снег. Они мчались на лыжах, как на быстроходной яхте, легко преодолевая снежные буруны, быстро переходя с одного галса на другой. И каждый чувствовал: совместное парение по снежным волнам во многом сродни гармоничному физическому слиянию…

Когда они подъезжали к гостинице, подъемники уже выключили. При входе в отель Лючия оглядывалась, думая, что сейчас увидит Катрин. Но ее нигде не было. Прощаясь до вечера, они поцеловались и разошлись в разные стороны коридора.

Лючия разделась и собралась в душ, но тут раздался стук в дверь. Это был Морис. Он был чем-то удручен.

— Вот, — он протянул Лючии листок бумаги. — Катрин уехала, даже не дождалась меня.

Лючия не стала брать записку, а молча ждала, что скажет Морис.

— «Я уехала в Париж, не хочу мешать вам. Взяла машину. Добирайся сам. Куда хочешь». Без подписи, — растерянно произнес он, и после небольшой паузы добавил: — Ну что ж, тем лучше, меньше проблем. — Он махнул рукой и с улыбкой посмотрел на Лючию.

Она пожала плечами, чувствуя себя несколько сконфуженной.

Он взял ее за руки и посмотрел в глаза.

— Вот видишь, как все получилось, — пробормотала она. — Так, как… мы хотели.

— Не мы, а я, — поправил ее Морис и привлек к себе. — Ну, что ты смущаешься, милая моя. Давай сначала в душ, потом пообедаем, а там посмотрим. Идет?

Он нежно поцеловал ее, она улыбнулась и подтолкнула его к двери.

Стоя под душем, Лючия постепенно оттаивала. Ее католическое воспитание отступало перед силой любви к Морису.

«Но ведь это должно было случиться, — успокаивала она себя. — Может быть, и я виновата… косвенно. Ладно, пусть за все отвечает судьба…»

Выйдя из ресторана, они взялись за руки и прошли в комнату Лючии.

Не помня себя от счастья, они жадно пили друг друга. Их жажда была так сильна, так долго мучила, что только тогда, когда они в полном изнеможении откинулись на подушки и свежий воздух от незакрытого балкона охладил их обнаженные тела, они осознали, что полностью принадлежали друг другу.

— Нет, это была не симфония… — чуть слышно прошептала Лючия, первой опомнившись после долгого забытья и обретя свою обычную легкую ироничность.

Морис поцелуем не дал ей продолжить фразу.

— Это был победный бой тамтамов, предвещающий начало настоящего праздника тела и духа, — дал он свою версию и стал разглядывать нежное лицо Лючии, ставшее еще прекраснее после страстных минут любви. Он гладил ее пышные волосы, заметно посветлевшие от горного солнца. Очень серьезно смотрел в ее глаза, мерцающие в темноте необыкновенным желто-зеленым светом, нежно проводил чуткими пальцами по пухлым губам, в уголках которых затаились еле заметные грустные складочки.

— Я не могу поверить… — тихо проговорил он. — Разве возможно такое счастье?

— А почему ты говоришь так грустно? — голосом маленькой девочки спросила Лючия.