Долина лошадей

Он никак этого не ожидал, но прикосновение рук, обхвативших его шею, было ему знакомо, и ноша не казалась тяжелой. На какое-то время оба они застыли в неподвижности. Когда они вместе охотились, Эйла сначала подавала льву команду «Вперед!», выпуская камень из пращи, но потом он стал понимать, что от него требуется, видя лишь взмах ее руки и слыша ее голос. Вспомнив об этом, она, не колеблясь, взмахнула рукой и крикнула: «Вперед!»

Чувствуя, как напряглись его мышцы, она ухватилась за гриву, и лев устремился вперед. Он помчался по долине, двигаясь с грацией, свойственной всем представителям отряда кошачьих. В лицо Эйле подул ветер, и она прищурилась. За спиной у нее развевались выбившиеся из косичек пряди волос. Она не могла управлять Вэбхья так, как управляла Уинни, и готова была мчаться куда угодно, ощущая ни с чем не сравнимый восторг.

Вскоре лев сбавил скорость — он поступал так всегда, даже во время нападения. Двигаясь помедленнее, он описал большой круг и, петляя, направился обратно, к пещере. Женщина по-прежнему сидела у него на спине, когда он взобрался по крутой тропинке и остановился внутри пещеры возле того места, где она спала. Соскользнув на землю, Эйла обняла его за шею, не зная, как еще выразить удивительное чувство, переполнявшее ее душу. Когда она разжала руки, лев взмахнул хвостом, отправился в глубь пещеры, улегся на своем излюбленном месте и вскоре уснул.

Эйла улыбнулась, глядя на него. «Ты покатал меня, и с тебя на сегодня хватит, если я правильно поняла. Вэбхья, после этого ты можешь спать сколько тебе угодно».

В конце лета Вэбхья стал пропадать надолго, уходя на охоту. Когда это случилось впервые, Эйла отчаянно встревожилась и провела без сна две ночи кряду. На следующее утро он наконец вернулся, и вид у него был такой же усталый и измотанный, как у нее самой. Добычи он не принес, и когда Эйла дала ему вяленого мяса из своих припасов, он жадно накинулся на него, хотя прежде всегда принимался играть с нарезанной полосками пищей. Эйла едва держалась на ногах от усталости, но все же вышла из пещеры, прихватив с собой пращу, и вернулась, неся двух зайцев. Уснувший от изнеможения лев проснулся, выбежал ей навстречу и утащил одного из зайцев к себе, в глубь пещеры. Эйла положила туда же второго и улеглась спать.

Когда он исчез в следующий раз, уже на три дня, она не стала так сильно беспокоиться, но время в одиночестве тянулось медленно, и на душе у нее становилось все тяжелее. Он вернулся весь исцарапанный, и Эйла поняла, что скорее всего он начал проявлять интерес к самкам. В отличие от лошадей течка у львиц не приходилась на определенное время года и могла начаться когда угодно.

Наступила осень, и лев стал все чаще и чаще уходить куда-то надолго, а возвращаясь в пещеру, все больше спал. Эйла знала, что ему приходится спать и в других местах, но он нигде не чувствует себя в такой безопасности, как в пещере. Она даже не пыталась угадать, когда он снова придет и с какой стороны. Порой он появлялся, поднявшись по крутой тропинке, которая вела к реке, а порой — что выглядело куда эффектнее — приземлялся на выступе у входа, одолев одним прыжком расстояние, отделявшее пещеру от расположенных вверху степей.

Эйла всегда радовалась его приходу, и лев кидался к ней, бурно выражая свои чувства и порой проявляя при этом излишнюю прыть. После того как он однажды сбил ее с ног, вскинув ей на плечи свои огромные лапы, Эйла всякий раз тут же подавала команду «Стой!», едва заметив признаки охватившего его энтузиазма.

Вернувшись, он обычно проводил в пещере несколько дней. Они вместе ходили на охоту, и он, как прежде, время от времени приносил Эйле свою добычу. Но вскоре его вновь начинало одолевать беспокойство. Эйла догадалась, что Вэбхья охотится в одиночку и ему приходится оберегать свою добычу, чтобы гиены, волки или хищные птицы, питающиеся падалью, не растащили мясо. Когда он начинал метаться по пещере, это означало, что вскоре он опять уйдет. Во время его отсутствия пещера казалась Эйле пустой и неуютной, и приближение зимы вовсе ее не радовало. Она со страхом думала о том, что ей придется провести ее в одиночестве.

Осень выдалась на редкость сухая и теплая. Листья сначала пожелтели, а потом приобрели бурую окраску, и в том году она нигде не заметила ярких пятен цвета, появлявшихся обычно после заморозков. Листопад все никак не начинался, и поникшая листва, походившая на клочья облезлой кожи, до сих пор оставалась на ветвях, громко шурша на ветру. Столь необычная погода выводила Эйлу из равновесия, ведь осень — это время, когда воздух влажен и прохладен, когда дуют порывистые ветры и льют проливные дожди, и она стала бояться, что затянувшееся лето однажды внезапно сдаст свои позиции и зима застанет ее врасплох.