— Солнце еще не зашло. Пойду-ка я выкупаюсь, — сказал он и вышел из пещеры. Эйла взяла шкуру, служившую ей одеждой, прихватила длинный ремень и отправилась следом за ним. Когда она спустилась к реке, Джондалар уже плыл вверх по течению. Она сняла с шеи амулет, вошла в воду и окунулась. Джондалар уже успел уплыть довольно-таки далеко. Она дождалась, пока он не вернулся.
— Где ты побывал? — спросила она.
— У водопада, — ответил он. — Эйла, я никому раньше не рассказывал о Золене.
— А ты хоть иногда видишься с Золеной?
Джондалар резко засмеялся. В его смехе сквозила горечь.
— Не с Золеной, а с Зеландонии. Да, я виделся с ней. Мы добрые друзья. Мне даже довелось разделить Дар Радости с Зеландонии, — сказал он. — Но теперь она выбирает для этого не только меня. — И он поплыл вниз по течению, продвигаясь вперед мощными рывками.
Эйла нахмурилась и покачала головой, а затем поплыла следом за ним к берегу. Она надела на шею амулет, обернула шкуру вокруг тела и поднялась по тропинке к пещере. Когда она вошла в нее, Джондалар стоял у очага, глядя на тлеющие уголья. Эйла поправила завязку, взяла несколько веток и бросила их в огонь. Джондалар еще не успел обсохнуть, и она заметила, что он дрожит. Эйла принесла ему меховую шкуру.
— Лето уже на исходе, — сказала она. — Вечерами бывает холодно. Возьми, а то ты простудишься.
Джондалар неловким движением набросил шкуру на плечи. «Он не может ходить, завернувшись в меховую шкуру, — подумала она. — Ему нужна другая одежда. И если уж он собрался уходить, ему придется отправиться в путь до наступления холодного времени года». Подойдя к постели, она взяла лежавший у стены сверток.
— Джондалар?..
Он замотал головой, пытаясь отвлечься от воспоминаний о прошлом, и улыбнулся Эйле, но взгляд его по-прежнему оставался рассеянным. Когда Эйла начала разворачивать сверток, из него выпал какой-то предмет, и она наклонилась, чтобы поднять его.
— Что это такое? — спросила она, испытывая изумление и восхищение. — Как она тут оказалась?
— Это доний, — сказал Джондалар, увидев у нее в руках вырезанную из бивня мамонта фигурку.
— Доний?
— Я сделал ее для тебя, для Ритуала Первой Радости. Полагается, чтобы доний была поблизости, когда совершается этот обряд.
Эйла склонила голову, чтобы скрыть внезапно прихлынувшие к глазам слезы.
— Даже не знаю, что и сказать. Я никогда не видела ничего подобного. Она очень красивая. И фигура у нее как у живой женщины. Пожалуй, она даже похожа на меня.
Джондалар прикоснулся пальцами к ее подбородку.
— Я специально сделал ее похожей на тебя, Эйла. У настоящего резчика это получилось бы лучше… хотя нет, настоящий резчик не отважился бы на такое. Не знаю, правильно ли я поступил. Обычно доний остаются безликими, ибо человеку не дано взглянуть в лицо Великой Матери. Но я сделал так, чтобы черты лица доний напоминали твои черты, и, возможно, в этой фигурке заключается частица твоего духа. Поэтому она принадлежит тебе и только тебе. Я сделал ее для тебя, в подарок.
— Как забавно, что ты положил свой подарок именно сюда, — сказала Эйла и развернула сверток до конца. — А я сделала для тебя вот это.
Когда Джондалар увидел сшитую ею одежду, у него засверкали глаза.
— Эйла! Я и не подозревал, что ты умеешь шить и вышивать, — сказал он, рассматривая одежду.
— Я ничем не расшивала рубашку, я только починила ее, а остальную одежду, которая была на тебе, я распорола, чтобы понять, какой формы и какого размера должны быть части, из которых она состоит. Потом я посмотрела, как они соединены друг с другом. Я работала, используя шило, которое ты мне дал. Не знаю, правильно ли я с ним обращалась, но вроде бы все получилось.
— Все замечательно! — воскликнул он и приложил к себе рубашку, а затем примерил и ее, и штаны. — Я собирался сам сшить себе одежду, в которой было бы удобно путешествовать. Живя здесь, я вполне могу обойтись набедренной повязкой, но…
Вот и все. Он заговорил об этом вслух. Однажды Креб сказал Эйле, что в мире есть нечистые духи, которые обретают силу, лишь когда кто-нибудь произносит вслух имя одного из них. И после того, как Джондалар произнес эти слова, Эйла поняла, что расставание неизбежно. Если раньше она думала о разлуке с ним как о чем-то отдаленном и неконкретном, то теперь все изменилось. Оба они задумались об этом, и атмосфера в пещере стала гнетущей, как будто незримая тяжесть навалилась на них и подмяла под себя.
Джондалар снял с себя одежду и аккуратно сложил ее.
— Спасибо тебе, Эйла. Не могу выразить, как я тебе благодарен. Когда наступят холода, мне будет очень тепло и удобно в этой одежде, но пока что я могу обойтись без нее, — сказал он и надел набедренную повязку.