Долина лошадей

Она прекрасно знала все повадки песцов. В конце зимы самцы и самки сходились друг с другом. Весной, когда мех их приобретал грязно-бурый цвет, самки приносили приплод. «Интересно, где она поселится? Под грудой костей и плавника или же в какой-то норе? Надеюсь, она никуда не уйдет». Сначала она будет кормить их своим молоком, затем полупережеванной пищей, уснащенной ее слюной, затем мертвыми мышами, кротами и птицами. Порой жертвой песца мог стать и кролик. Когда детеныши ее достаточно подрастут, она начнет приносить им живую добычу, чтобы научить маленьких песцов охотничьим навыкам. К следующей осени детеныши станут почти взрослыми и поведут самостоятельную жизнь. Зимой самка сойдется с другим самцом, и все начнется сначала.

«Зачем они это делают? Наверное, от этого у самки появляются детеныши… Креб говорил, что детенышей делает дух. Если это так, то зачем они сходятся? Никто не верил тому, что у меня может быть ребенок. Они говорили, что дух моего тотема слишком силен. Однако они ошиблись. Дарк появился после того, как мной овладел Бруд, а мой тотем не имел к этому никакого отношения.

С другой стороны, лисы не совсем похожи на людей. У женщины дети могут рождаться когда угодно, у лисицы же – только весной. Да и сходятся мужчины и женщины не только зимой – они делают это круглый год. Правда, дети у них рождаются не всегда… Как знать, может, Креб и прав… Дух мужского тотема проникает в тело женщины, но она не проглатывает его… Ее тотем может бороться с ним или же принимать его…

Нет, мне не нужен белый мех. Если я убью одного из песцов, двое других тут же убегут, а мне хотелось бы посмотреть, сколько у этой самочки будет малышей. Уж лучше я убью самку горностая, которая живет ниже по течению реки. И сделать это лучше сейчас, пока ее мех не потемнел. Шкура у самки горностая и светлее, и мягче, да и темная кисточка на кончике ее хвоста мне нравится…

Впрочем, та самочка горностая совсем еще крошка, ее шкуры хватит разве что на один рукав, а ведь весной у нее тоже должны родиться детеныши… Следующей зимой горностаев здесь будет куда больше. Может быть, мне сегодня вообще не ходить на охоту? Лучше закончу ту чашку…»

Эйла совершенно забыла о том, что собиралась покинуть долину уже весной, потому-то она так пеклась о том, кто будет населять ее долину будущей зимой. Она все больше и больше свыкалась со своим одиночеством и испытывала горестные чувства разве что по вечерам, когда приходило время сделать очередную зарубку на палке.

Тыльной стороной ладони Эйла убрала с лица непокорную засаленную прядь. Она пыталась отбить древесный корень, необходимый для плетения корзины с крупными ячейками, но тот оставался таким же жестким и неподатливым. Она экспериментировала с новыми способами плетения, используя различные материалы и их комбинации, что позволяло получать изделия с различной плотностью и качеством. Процессы плетения, связывания, скручивания, изготовление плетенок, скруток и шнуров увлекли ее настолько, что она забыла обо всем прочем. Хотя порой конечный продукт выходил непригодным к использованию или даже нелепым, она продолжала упражняться в этом занятии, делая одно нововведение за другим. Она пыталась использовать все материалы, которые только попадали ей под руку.

Утром она решила заняться особенно сложным плетением и отвлеклась от этого занятия только после того, как в пещеру вошла Уинни, отодвинув мордой тяжелую шкуру зубра. Солнце уже клонилось к западу.

– Как это я так припозднилась, Уинни? Даже воды у тебя в чашке нет… – пробормотала Эйла, поднимаясь на ноги и потягиваясь. – Нужно приготовить какую-то еду для нас обеих и сменить подстилку.

Молодая женщина поспешила заняться насущными делами: подбросила лошадке свежего сена, сменила подстилку, на которой лежали шкуры, и выгребла старую траву наружу. Сбив ледяную корку со снежной кучи, высившейся перед входом в пещеру, она наполнила снегом большую корзину. Снега оставалось уже совсем немного. Скоро ей предстояло вновь заняться колкой речного льда. Она никак не могла решить, брать или не брать снег для умывания. В конце концов она пришла к выводу, что в любом случае следует вымыть голову, ведь подобная возможность могла не представиться ей до самой весны.

Пока снег таял в расставленных вокруг очага чашах, она занималась готовкой, продолжая размышлять о плетении лыка. Поев и помывшись, она стала расчесывать свои мокрые волосы, используя для этого то палочку, то собственную пятерню. Взгляд ее упал на шишку ворсянки, с помощью которой она распутывала лыко. Прежде она расчесывала ею Уинни. Сделать следующий шаг и использовать плод ворсянки для расчесывания собственных волос было уже несложно.