Долина молчаливых призраков. Скованные льдом сердца

Он пошел вперед и поднял собак. Долгое время он был один. Маленькая Тайна спала, и Пелетье лежал спокойно. Время от времени он гладил по голове Казана, и верный старый пес слегка повизгивал при его прикосновении. С другими собаками дело обстояло иначе. Они сердито ворчали, и он держался на расстоянии. Целые часы ехали они так. Порой он останавливал упряжку, чтобы дать несколько минут передохнуть собакам. Каждый раз он зажигал спичку и смотрел на Пелетье. Его товарищ тяжело дышал, глаза его были закрыты. Раз, далеко за полночь, Пелетье открыл их, посмотрел на догорающую спичку и на бледное лицо Мак–Вея.

— Мне совсем хорошо, Билли, — сказал он. — Пусти меня встать…

Мак–Вей ласково положил его обратно. Он был один, когда забрезжил холодный бледный рассвет. Он остановился, дал собакам по мороженой рыбе, развел маленький огонек из захваченных в дорогу дров, набрал снегу для чая и подвесил котелок над огнем. Он поджаривал ветчину и оттаивал замерзшие лепешки, когда Пелетье очнулся и сел. Билли не замечал его, пока не поднял голову.

— Доброе утро, Пелли, — усмехнулся он. — Хорошо ли выспался?

Пелетье завозился на санках.

— Эх, кабы мне хорошенькую палку, — проворчал он. — Показал бы я тебе! Дал мне все время спать!

Он протянул здоровую руку, и они обменялись рукопожатием. Это случалось с ними не больше двух–трех раз в моменты серьезных опасностей. Это не было обычным рукопожатием.

Билли выпрямился. В какой–нибудь полмили от них из тумана вырисовывалась опушка того леса, к которому они стремились.

— Если б я знал, — пробормотал он, — мы бы сделали привал под деревьями. Пятьдесят миль, Пелли! А? Не так плохо?

За ними серая равнина постепенно вырисовывалась в свете дня. Оба товарища ели и пили чай. В эти минуты ни один из них не обращал внимания ни на лес, ни на равнину. Билли был зверски голоден. Пелетье не мог досыта напиться чаю. Потом их внимание привлекла Маленькая Тайна. Она проснулась и громко протестовала против одеял, покрывавших ей голову. Билли высвободил ее и поднял на руки, чтобы показать ей, какая удивительная перемена произошла вокруг со вчерашнего дня. В эту минуту Казан бросил рыбью кость и, подняв морду, завыл.

Оба товарища инстинктивно повернулись к лесу. На полдороги от леса к ним медленно пробиралась какая–то фигура. Это был несомненно человек, и Билли слегка вскрикнул от удивления.

Но Казан смотрел на серую равнину и продолжал испускать протяжный и угрожающий вой. Остальные собаки присоединились к нему, и, когда Мак–Вей повернулся в том направлении, он на секунду окаменел.

За милю от них равнина была усеяна десятком быстро мчащихся санок и толпой бегущих людей.

Их единственным спасением было спешить к лесу.

При таких обстоятельствах люди, подобные Мак–Вею и Пелетье, не теряют драгоценных минут на претворение мыслей в слова. Умственный процесс происходит у них мгновенно и точно, и они сразу переходят к действиям. Без единого слова Билли посадил Маленькую Тайну обратно в ее гнездышко, даже не дав ей глотка горячего чаю и в тот же момент поправив упряжку собак. Пелетье уже подавал ему винтовку.

— Она бьет на триста пятьдесят ярдов, — сказал он. — Нам незачем тратить заряды, пока они будут дальше.

Они тронулись в путь.

Пелетье с раненой рукой бежал рядом с товарищем. Вдруг одинокая фигура между ними и лесом исчезла. Она упала плашмя на снег и лежала на нем темным пятном. Через минуту она поднялась и стала приближаться. Пелетье и Мак–Вей смотрели на нее, когда она вторично упала.

Мак–Вей засмеялся недобрым смехом.

— Тут уже делу не поможешь, — сказал он. — Он уже наполовину помер!

Человек чуть не в пятый раз пытался встать, но мог только приподняться на корточки, когда санки поравнялись с ним. Это был белый. Голова у него была непокрыта, лицо мертвенно бледно. Шея тоже была открыта холодному ветру, и в довершение всего на нем не было никакой теплой одежды, кроме темной фланелевой рубашки. Глаза его дико сверкали из–под растрепанной гривы волос и бороды, и он задыхался, точно прополз много миль, а не несколько сот шагов.

Все это Билли заметил с одного взгляда, и вдруг у него бессознательно вырвалось восклицание. Красные глаза человека были устремлены на него, и все его тело как будто сразу утратило способность двигаться. Он остановился, как парализованный, и Пелетье был поражен, как громом, вырвавшимися у него словами:

— Дин… Скотти Дин!

Пелетье радостно вскрикнул. Он смотрел на Мак–Вея, своего начальника. Он сделал непроизвольное движение, но Мак опередил его. Он уронил на снег ружье, и в ту же минуту бросился на колени перед Дином, поддерживая его измученное тело.

— Господи! — вскричал он, забыв о Пелетье. — Что это значит, старина? Что случилось? Зачем вы опять здесь? И… где… где… она?

Он схватил руки Дина. Он крепко держал его, и Дин, взглянув ему в глаза, понял, что перед ним не олицетворение закона, а брат. Он слабо улыбнулся.

— Хижина… там… дальше… в лесу, — пробормотал он. — Увидел… вас… Подумал… пожалуй… не заметите… вот… и выполз… Я собрался… умирать…