Альвина замолкла, продолжая вымешивать тесто для пирога, и Лиззи, невольно заинтригованная, добавила:
— У нас, в Хартфордшире, говорят, что папоротник помогает отыскивать клады.
— А еще предвещает беду… — добавила старуха. — После отерла покрытые мукой руки о белый передник и подтолкнула Лиззи к окну. Море из колышущихся на ветру кустов папоротника развернулось пред ней, как на ладони… — Не из праздного удовольствия насадила леди Мелинда папоротники вокруг замка, — сказала старуха зловещим голосом, — есть тому веские причины: оборотень, коли бродит он снова в округе, завсегда испугается этого растения, стороной обойдет и дом, и людей, в нем находящихся, а вот коли распустится огненный цветок…
— … Способен он к его силе прибегнуть.
— Умная девочка, — похвалила Лиззи старуха. — Тут палка о двух концах. Оборотень, коли он в зверином обличии, не может своей природы перебороть и крови желает, как всякое другое дикое животное. Не повезет каждому, встретившемуся ему на пути… И леди Мелинда, как сильно бы она мужа ни любила, боялась его не меньше прочих, пусть и таила в душе надежду на лучшее…
— И надежда ее оправдалась…
— Если так можно сказать, — осклабилась собеседница. — Говорят, обернувшийся муж пришел к ней в ночь летнего солнцестояния: волосатый, с горящими глазами — не зверь, но и не человек — напал на нее в собственной постели, насильно овладел отбивающейся супругой. Излился проклятым семенем в ее лоно, положив тем самым начало безумию рода Бродериков.
То, как старуха это сказала, вцепившись ей в руки когтями-пальцами, как застыла, глядя на папоротники за окном — все это заставило Лиззи похолодеть. Ей припомнилась встреча на кладбище в Колчестере и то, как оно, это нечто, глядело на нее из темноты за окном. Глядело нечеловеческими глазами… И все рассказы жителей города припомнились тоже: «Это был оборотень, мисс Хэмптон, точно оборотень».
— Вы полагаете, оборотни действительно существуют? — спросила она. И Альвина так резко дернула головой, что девушка даже отпрянула…
— А вы как полагаете, миссис Аддингтон? — прошипела она все в том же зловещем тоне. — Оно ведь как: один верит, другой нет…
Глаза у старухи были мутно-голубые и все же пронзительные, такие глядят прямо в душу. До косточек пробирают… Вот и Лиззи поежилась, обхватила себя руками.
Ни с того ни с сего призналась:
— В дороге у меня в волосах папоротник запутался. Джейн его вычесала перед сном…
— Папоротник, говорите… в волосах… — Альвина с решительным видом накрыла недовымешанное тесто медной кастрюлей и, схватив хозяйку за руку, потянула ее за собой. — Пойдемте, девочка, — сказала она на ходу, — некоторые дела не терпят отлагательств.
И Лиззи, сбитая с толку, испуганная, позволила ей увести себя прочь из кухни.
19 глава
Альвина протащила ее полутемным коридором, длинным, с застоявшимся запахом прелой листвы, казалось, сам камень источал в этом месте пронизывающую сырость, рыдал по былому величию старого замка. Старуха толкнула едва приметную дверь, и Лиззи, такого явно не ожидавшую, окутало разрозненной рапсодией тысячи ароматов… Они заполнили каждую клеточку ее естества, как бы зашептали каждый свою историю.
Ромашка… базилик… зверобой и гречавка…
Душица… календула и лаванда…
Растения, увязанные пучками, были развешаны под потолком. Ни дюйма свободного пространства… Лишь маленький стол у зарешеченного окна и что-то вроде лежанки под выцветшим от времени покрывалом.
— Моя берлога, — только и сказала Альвина, с решительным видом принявшись обрывать то одно, то другое высушенное растение и толочь их в железной ступке.
— Что вы делаете? — Элизабет вертела головой, пытаясь вместить увиденное и как-то это осмыслить. Вывод напрашивался только один: — Вы — ведьма? — снова спросила она.
Старуха продемонстрировала в улыбке желтые, довольно крепкие зубы.
— Ведьма, говорите. А почему бы и нет? На кострах нынче за это не жгут. — И приметив испуг в хозяйкиных глазах, добавила: — Травница я, хвори различные с помощью трав вылечиваю. Али горло у вас заболит, али ребеночка нежеланного понесете, — зыркнула она глазами, — Альвина завсегда помочь сможет. Только скажите!
Лиззи стиснула руки.
— Разве ж не грех это, живого человека-то изводить? — спросила чуть дрогнувшим голосом. И отвернулась… Слова старухи поселили недоброе чувство в ее душе.
Сама Лиззи матерью не была, однако знала определенно: выпади ей такое счастье, любила бы кроху всей силой материнского сердца. И то, что кто-то способен был такого счастья самолично лишиться…
— Обстоятельства, знаете ли, разные бывают, — заметила старая женщина, как будто бы прочитав ее мысли. — Никогда не судите прежде времени. — И, приблизившись, грубыми пальцами оттянула подбородок девушки… В следующее мгновение нечто полынно-горькое легко ей на язык.
Лиззи скривилась, от одного только запаха ее скрутило от рвотного спазма, однако старуха с решительным видом зажала ей рот ладонью.
— Глотайте… для вашего же блага, — велела она, не отнимая руки.