Все началось как обычно: сразу же после ужина я удалилась к себе, сделала вид, что собираюсь ложиться и, выждав лучший момент, убежала из замка по северной тропке… Элайджа ждал меня у камней. Мы встречались так несколько раз… Просто гуляли, глядя на море. Нам было вдвоем хорошо… Так хорошо, что, боюсь, я выдала себя перед братом: слишком счастливой ходила по замку. Слишком мало внимания ему уделяла…
И он проследил. Выждал момент, когда милый Элайджа взял меня за руку, и появился с перекошенным злостью лицом. Начал кидаться страшными обвинениями, такими жуткими и оскорбительными, что повторить их язык не повернется… Назвал меня падшей женщиной. Элайджу — мерзавцем и совратителем. И это еще самые безобидные из них! Ах, если бы он только на этом остановился: так нет же, схватил меня за руку и попытался оттащить прочь, я воспротивилась… Ахнула громче положенного (надеялась, причиненная боль заставит Роланда одуматься), и только сделала хуже: брат не отступился, зато за меня вступился Элайджа. «Ваша сестра не сделала ничего дурного, у вас нет причины быть с ней жестоким» — произнес он и выступил вперед. Они с Роландом встретились глазами, глядели друг на друга не отрываясь…
Я понадеялась было на чудо, но такового не произошло: Роланд, удерживая меня одной рукой, нанес удар второй, свободной… Ударил противника в лицо. Просто так, словно какой-то простолюдин! Элайджа не был готов к такому подлому шагу, удар откинул его на песок, из носа потекла кровь… Кажется, я закричала. И, может быть, укусила брата за руку… Все словно в тумане, лишь знаю, я сделалась свободна. Бросилась к возлюбленному и обняла его за плечи. «Уходи, уходи отсюда! — закричала что было силы. — Ты обезумел и не ведаешь, что творишь!» Я боялась Элайджы, его желания отплатить за бесчестное нападение. Как бы там ни было, оба — и брат, и возлюбленный — были важны для меня. Я страшилась последствий…
К счастью, Элайджа молчал… Верно, заметил огонек ненормальности в Роландовых глазах, этот жуткий горящий огонь, от которого и сейчас холодок по коже.
«Я уйду только вместе с тобой, сестра» — произнес он так просто, словно не сделал ничего необычного. Не повел себя, словно монстр… И тогда Элайджа сказал: «С тобой она не пойдет» — и стиснул мою ладонь. Мы оба глядели на него в твердой уверенности так и поступить: не позволить ему сделать по-своему. «Я пожалуюсь на тебя папе» — добавила я для острастки.
Но Роланд вдруг улыбнулся, отвратительной, гадкой улыбкой, никогда не видела ее прежде.
И произнес: «Или пойдешь со мной, или… — он запустил руку в карман сюртука, — я убью этого грязного недоноска, словно собаку». И наставил на нас револьвер…
Револьвер!
Я почти задохнулась от ужаса и возмущения.
«Ты этого не сделаешь, Роланд, — заявила как можно доходчивее. Стараясь не выдать душевного страха… — Элайджа не тронул меня. Я… я сама наших встреч желала. Если любишь меня, ты его не тронешь!»
И он отозвался: «Ты околдована им и не ведаешь, что для тебя лучше. Он ведь лондонский хлыщ, пустышка, такие только и ждут, как бы очередную глупышку обдурить… Вскружить ей головку своими манерами, умными речами да красивым костюмом. Ты не лучше других, Кэтрин. Не думай, что ты особенная для него! Не так… как для меня».
Как же меня возмутили его слова… Словно внутренность вся перевернулась. Думать обо мне таким образом… думать, что я способна полюбить негодяя… Этих слов я ему не прощу, пусть даже и не надеется! Хоть на коленях молить будет… Хоть как… Это были самые гадкие слова, когда-либо им произнесенные!
«Убирайся немедленно! — завопила я самым постыдным образом. — Убирайся и оставь нас в покое». Телом я прикрывала Элайджу от смертоносного дула, наставленного на нас револьвера…
Но он вдруг воспротивился моей защите: «Давай поговорим, как мужчина с мужчиной, — предложил, поднимаясь с песка. Встал, точно как на дуэли, только лишенный оружия…
И брат опять улыбнулся: «Нам не о чем говорить».
В этот момент я услышала голоса со стороны замка, кто-то спешил к нам на помощь, должно быть, услышал, как я кричала.
«Что здесь происходит?» — раздался грозный голос отца.
«Роланд, опусти пистолет!» — произнесла мама.
Я бросилась к ней в объятья, взмолилась вразумить обезумевшего брата.
И Роланд выстрелил — отец лишь слегка успел отвести его руку — пуля попала Элайдже в плечо. Для меня все словно смешалось! И до сих пор как в тумане… Отец велел матери увести меня в замок, послать за доктором и воротиться со слугами.
Я не хотела идти, просила позволить остаться, однако родители были непреклонны. Оглянувшись на стонущего от боли Элайджу, я не заметила и следа пропавшего неведомо куда Роланда».
Элизабет провела рукой по пересохшим глазам.
Она знала Элайджу Хэмптона с застарелым шрамом на правом плече… Помнится, они с матушкой говорили, что он упал с лошади, сильно поранился.
И мать ее звали Кэтрин…