Долина смерти. Век гигантов

Не верить врачу не было оснований: слишком красноречиво дергались мышцы его лица, и Николка опрометью бросился к тернистой изгороди, нагрузившись сразу тремя деревцами, — последнее приволок на себе Скальпель. Они поставили торчмя срубленные березки, прислонив их к изгороди. Первым вскарабкался по ним Николка; втянув три березки вверх, а вместе с последней обмершего Скальпеля, он взглянул вдаль, на озеро, и сразу заметил в нем темное пятно — кудлатую голову огромного льва, перебиравшегося вплавь на этот берег.

Нужно ли говорить, что в столь поспешном бегстве друзья не считались ни с целостью своей одежды, ни с ранимостью кожи: Скальпель оставил на колючках клочки своих брюк и пиджака, фабзавук изодрал в кровь голые руки и ноги.

Наверху, на кронах деревьев, удушенных в грозных объятиях лиан, стоять было легко, благодаря березкам, положенным в ряд. Естественная стена имела толщину не менее пяти метров и отличалась большой устойчивостью. Тут Скальпель отдышался и пришел в себя.

Лев, может быть, совсем и не думал о преследовании двух жалких двуногих, жизнь которых могла прерваться от двух легких ударов его могучей лапы, но фабзавук, движимый местью за свою изодранную кожу, поднял ружье, когда хищник вылез на берег. Раздался выстрел — Скальпель с большим опозданием надумал удержать фабзавука от мести, — рука стрелка дрогнула — пуля только рассекла мускулистое бедро льва…

Такого ужасающего рева друзья во всей жизни не слышали. Все живое на берегу — копошащееся, прыгающее, ползающее и бегающее — в один миг замерло, трепеща перед косматым богом. Гигантскими прыжками, сопровождавшимися гулом и треском, лев стал приближаться к месту грома, поранившего его.

— Теперь держитесь, — предупредил побледневший врач, — этот лев в один прыжок достанет нас.

— Не надо было толкаться… — огрызнулся Николка.

Он еще раз прицелился, стараясь удержать легкое дрожание руки. Лев был в десяти шагах и собирался сделать последний прыжок, сжав в стальную пружину покрытое буграми мышц тело; в это время новая пуля пронзила его насквозь от плеча к крупу. Прыжка стальной хищник не сделал, заменив его диковинным сальто-мортале в воздухе, но он упал на ноги и приготовился к новому прыжку, — на его белой бороде выступила кровавая пена.

— Стреляйте в глаз! В глаз стреляйте! — умолял Скальпель.

— А вы его придержите, чтобы он не вертелся… — бросил Николка и выстрелил в упор. Тяжелая туша упала подле его ног, на живую изгородь. Стрелок отпрыгнул, сшиб Скальпеля, сам провалился по пояс, получив новые царапины на память от шипоносных лиан, и все это проделал напрасно, так как грозный хищник больше не подавал признаков жизни: у него был размозжен череп.

— Вы — молодец! — похвалил врач, успевший подняться без одной штанины и вернуть себе свой старый вид — вид «пареной репы». — А я, признаться, на вашем месте никогда бы не попал в такую подвижную и ужасную цель…

Николка презрительно передернул плечами.

— Попадали и в худшую цель, а это — что? Простой лев…

— Ну, не скажите — «простой». Не простой, а пещерный. В наше время таких громадин не водится, все вымерли.

— А почему они вымерли? — спросил Николка с сожалением в голосе.

— Вследствие изменения климата, — отвечал Скальпель, причем в его голосе не чувствовалось ни малейшего сожаления. — Мы с вами находимся сейчас в плиоцене кайнозойской эры. В конце же плиоцена (это вам, наверное, уже известно) начался ледниковый период — период, во время которого покрылась льдами большая часть земли. О причинах этого обледенения в настоящую минуту не место говорить…

— Конечно, не место… — подхватил с готовностью Николка, который не любил слушать то, что он уже знал. — Вы лучше поспешите к своему «ближнему», он ждет вашей помощи…

Его острые глаза давно различили в тени вековых дубов, по ту сторону изгороди, большую собаку, по форме головы похожую на немецкого дога. Она беспомощно лежала на земле, ущемленная в крупе стволом упавшего дерева.

— Да, да, мой пациент… — спохватился врач. — Где он?

Николка предупредительно спустил вниз две березки и помог спуститься Скальпелю.

Разочарование врача не вышло из граней приличия, зато смущение превзошло всякие грани.

— Это же собака!.. — в полном недоумении воскликнул он, завидев своего «пациента».

— Я так и говорил, товарищ доктор, — лукавя глазами, подтвердил фабзавук. — Собака, очень большая собака и очень хорошая собака, кроме того, придавленная к земле гнилой березой… Очень несчастная собака, и в голосе у нее — страдание первобытного человека.

Скальпель, несмотря на чарующую прохладу, которой, наконец, добился, от смущения снова распарился и так вспотел, что влага почти что брызнула из кожи его лица.

— Стыдитесь, — сурово заметил Николка, — вы, как чудотворная икона, источаете слезы.

Собака, при виде двуногих, приближавшихся к ней весьма непринужденно, сделала попытку свирепо зарычать и тут же жалобно завыла, повредив резким движением ущемленный круп.

— Ну-ну, цуцок, цуцок, — успокоил ее врач, — лежи смирно, мы к тебе с добрыми намерениями.