Читаем «Долина смерти» полностью

20 декабря 1941 г. получили приказ отвести нашу дивизию в тыл на формирование. По существу, мы не воевали, а позорно отходили в тыл. В 12 часов ночи прибыла новая дивизия, заняла наши рубежи, и мы отошли в лес, на 3 км от переднего края. Тут командир дивизии майор Коркин допустил еще одну ошибку, приказав не трогаться до утра. Несмотря на протесты командиров полков, комдив категорически запретил отход с передовой до утра, сказав, что «сибирская дивизия не может позорно отходить, крадучись, ночью. Наши солдаты стойкие, смелые, не трусы, смеясь, пойдут с передовой открыто, маршем, только днем». 21 декабря 1941 г. командир дивизии вызвал всех командиров полков и приказал им идти колоннами по шоссейной дороге на Гладь, где будет получено пополнение. В 10 часов утра наша дивизия двинулась. Командир дивизии во главе со штабом, командирами полков и комиссарами, верхом на лошадях, повели дивизию походным маршем с передовой. Полки шли на марше общей колонной среди белого дня. Немцы это обнаружили и выслали 3 бомбардировщика и 2 истребителя, которые начали нас бомбить. А колонна все двигалась по шоссе, и ни один офицер не подал команды, чтобы спасаться, хотя с обеих сторон был лес. Видимо, на самолетах кончились боеприпасы, они совсем обнаглели, низко спустились и стали нас «лыжами давить». «Спасайтесь!» — закричал наконец какой-то офицер из зенитчиков, стоявших в лесу. Сначала отдельные группы, а потом и все хлынули в лес. Я шел в колонне с полковой санчастью, раненых не было — эвакуировали до похода. Капитан медслужбы Ковалевский обратился ко мне: «Что будем делать?» Я ему ответил, что спасать личный состав, после чего все бросились в лес. Я пробежал не более 20 метров, за меня ухватилась фельдшер Русанова Валя, и мы оба упали в снег. Стервятник, пролетая над нами, обстрелял из пулемета. Пуля попала в спину Русановой и вышла через живот. Рядом был фельдшер Груздев, мы взяли Валю на руки и отнесли в лес. Груздев сделал ей перевязку. Как только кончили летать над нами стервятники, я вышел на дорогу и остановил первую повозку, ехавшую со снарядами. Русанову положили прямо на снаряды и доставили в госпиталь, где ей сделали операцию. Она осталась жива.

Мы пришли в расположение полка уже утром; в лесу было очень трудно найти своих: там находилось много частей из разных дивизий.

Я пошел в хозчасть полка, где находился мой ящик с деньгами и документами, которые охранял писарь, он же — часовой. В г. Сокол я получил деньги в полевой кассе Госбанка для выдачи денежного содержания личному составу, но не успел раздать. И вот писарь Бушуев докладывает мне, что железный ящик со всеми деньгами и документами потерян: видимо, ночью выпал из саней… Я так и сел на снег. Что делать? Где искать? В ящике находились 10 тыс. рублей и все секретные документы: сколько личного состава, сколько пулеметчиков, артиллеристов, минометчиков в стрелковом полку. Я понимал, что, если не найду этот ящик, меня расстреляют. Писаря я не стал ругать, что толку? Сказал делопроизводителю хозчасти Иванову, что пошел разыскивать ящик, и предупредил его, чтобы ничего пока никому не говорил. Пошли мы с Бушуевым вдвоем разыскивать злополучный ящик, уставшие, голодные. Мы не шли по снежной дороге, а просто бежали, писарь едва поспевал за мной. У всех встречных спрашивали, не видели ли железный ящик на дороге. Я по этой дороге ночью шел и не видел ящика. В поселке возле дороги был колодец с журавлем, и там набирала воду женщина. Услышав наш разговор, она окликнула нас. Оказывается, наш ящик она нашла рано утром около колодца и он находится в ее квартире у военных, которые там живут. Как только мы вошли в дом, сразу увидели в сторонке наш ящик. Я воскликнул: «Вот он!» Ко мне подошел капитан, спросил: «Чем вы докажете, что это ваш ящик?» Я ему показал свое офицерское удостоверение и рассказал, что находится в ящике, вот и ключи от него. Он поверил и разрешил открыть ящик. Все это подтвердилось. Солдаты так и ахнули, увидев в ящике много денег: «На эти деньги можно было б погулять!» Но офицер строго ответил: «Вы бы погуляли, нет сомнения, досыта, а товарища бы расстреляли! Забирай свой злополучный ящик и неси в свою часть!» Я поблагодарил, и мы с Бушуевым пошли в свой полк. Каким же этот ящик оказался тяжелым! В нем было весу около 40 кг. Вышли за деревню, нашли палку, продели в скобы и понесли на плечах, тогда стало легче.

Вечером комполка собрал командиров подразделений и сообщил, что наша дивизия считается резервом штаба фронта и будет придаваться разным армиям для нанесения небольших ударов, отвлекающих противника. В данное время мы приданы 59-й армии. Я доложил командиру полка, что оформлено много почтовых переводов (офицеры, как правило, переводили свои деньги семьям), и он приказал немедленно отправить их.

Перейти на страницу:

Все книги серии Война и мы. Военное дело глазами гражданина

Наступление маршала Шапошникова
Наступление маршала Шапошникова

Аннотация издательства: Книга описывает операции Красной Армии в зимней кампании 1941/42 гг. на советско–германском фронте и ответные ходы немецкого командования, направленные на ликвидацию вклинивания в оборону трех групп армий. Проведен анализ общего замысла зимнего наступления советских войск и объективных результатов обмена ударами на всем фронте от Ладожского озера до Черного моря. Наступления Красной Армии и контрудары вермахта под Москвой, Харьковом, Демянском, попытка деблокады Ленинграда и борьба за Крым — все эти события описаны на современном уровне, с опорой на рассекреченные документы и широкий спектр иностранных источников. Перед нами предстает история операций, роль в них людей и техники, максимально очищенная от политической пропаганды любой направленности.

Алексей Валерьевич Исаев

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука
Штрафники, разведчики, пехота
Штрафники, разведчики, пехота

Новая книга от автора бестселлеров «Смертное поле» и «Командир штрафной роты»! Страшная правда о Великой Отечественной. Война глазами фронтовиков — простых пехотинцев, разведчиков, артиллеристов, штрафников.«Героев этой книги объединяет одно — все они были в эпицентре войны, на ее острие. Сейчас им уже за восемьдесят Им нет нужды рисоваться Они рассказывали мне правду. Ту самую «окопную правду», которую не слишком жаловали высшие чины на протяжении десятилетий, когда в моде были генеральские мемуары, не опускавшиеся до «мелочей»: как гибли в лобовых атаках тысячи солдат, где ночевали зимой бойцы, что ели и что думали. Бесконечным повторением слов «героизм, отвага, самопожертвование» можно подогнать под одну гребенку судьбы всех ветеранов. Это правильные слова, но фронтовики их не любят. Они отдали Родине все, что могли. У каждого своя судьба, как правило очень непростая. Они вспоминают об ужасах войны предельно откровенно, без самоцензуры и умолчаний, без прикрас. Их живые голоса Вы услышите в этой книге…

Владимир Николаевич Першанин , Владимир Першанин

Биографии и Мемуары / Военная история / Проза / Военная проза / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное