Сошлюсь еще на одно свидетельство Григория Котошихина, который, возможно, первым из русских служивых, и довольно достоверно, воспроизвел нам обычаи и жестокие нравы того времени.
“…Благоразумный читателю! Читучи сего писания, не удивляйся. Правда есть тому всему; понеже для науки и обычая в иные государства детей своих не посылают, страшась того: узнав тамошних государств веры и обычаи и вольность благую
(это и далее я подчеркнул. – А. П .), начали б свою веру отменять, а приставать к иным, и о возвращении к домом своим и к сродичам никакого бы попечения не имел и не мыслил. И по поезде Московских людей, кроме тех, которые посылаются по указу царскому и для торговли с приезжими, ни для каких дел ехати никому не позволено… ”
Не правда ли, это напоминает нам родные недавние времена. Да вот и о себе могу сказать, что до 57 лет не мог я выехать в капстраны, ибо ехать было, как говорит Котошихин, “не позволено”…
А уж из-за тех, кто остался там, начиналась такая буча по всем средствам информации, что страшно делалось: как да достанут… И доставали…
“…А хотя торговые люди ездят для торговли в ыные государства, и по них, про знатных нарочитых людех собирают поручные записи, за крепкими поруками, что им с товаром своим и с животами в иных государствах не остаться, а возвращаться назад совсем. А который бы человек князь или боярин, или кто-нибудь, сам, или сына, или брата своего, послав для какого-нибудь дела в ыные государства без ведомости, не бив челом государю (то есть практически бежал?! – А. П. ), и такому бы человеку за такое дело поставлено было в измену… А сам поехал, а после осталися сродственники, и их бы пытали, не ведали ль они мысли сродственника своего, для чего он поехал в ыное государство…”
Итог в этом случае не трудно предсказать. Могли, как пишет
Котошихин, сослать в ссылку в дальние города, в Сибирь или на Терек… “в вечное жилье”. А в худшем – казнят…
Но тут и о милости государевой кое-что есть… “И о тех людях жены их, и дети, и сродичи, бьют челом царице, или царевичам, или царевнам – и они по их челобитью о прощении упрашивают царя, и царь, по их прошению, тех людей в винах их прощает и наказания им не бывает, так же из тюрем из ссылок свобождают, и поместья их и вотчины отдаются назад, а чести дослуживаются вновь…”
Но на то и воля государя. И в Соборном уложении был пункт:
“что государь укажет”. Кстати, там же впервые упоминается такой вид наказания, как ссылка в Сибирь на житие на Лену.
Сибирь с тех пор весьма активно пробавлялась разным бойким народцем из государственных преступников.
При сыне Алексея Михайловича, повторюсь, почитавшегося при всем при том государем “тишайшим” (всегда есть времена, которые казались лучше, чем последующие за ними), то бишь
Петре Первом, которого так возлюбила Европа (все-таки прорубал к ним окно и варварскими методами вводил цивилизацию), смертная казнь уже назначалась за 123 вида преступлений. Бессмысленно перечислять за что… А лучше вспомнить, это и по картинам и по книгам знакомо, как свирепо, безжалостно самолично рубил он стрельцам головы на
Красной площади… На том самом Лобном месте…
Он же первый ввел арестантские роты, как объясняют в книжках: использование труда заключенных для осуществления планов преобразования России. Вот они откуда, прототипы
ГУЛАГов-то! Наши зеки очень даже поработали, чтобы тоже преобразовать Россию.
Или описание казни женщины по его же велению, когда он заподозрил свою бывшую любовницу фрейлину Гамильтон в убийстве младенца и краже у императрицы драгоценностей.
Царь сам допрашивал ее, казнь назначил на Троицкой площади.
Фрейлина, ожидая помилования (ах, не было нашей Комиссии!), нарядилась в белое шелковое платье с черными лентами. Когда появился император, она бросилась умолять его о пощаде, но тот шепнул что-то палачу, отвернулся, и голова преступницы скатилась на землю. Петр поднял ее, поцеловал, перекрестился и уехал. А голова эта была положена в спирт и долго сохранялась в Академии наук…
Тираны были людьми сентиментальными.
И хоть в некоторых книгах утверждается, что первая попытка запрета казни была предпринята дочерью императора Петра
Елизаветой, впервые в Европе, в начале XVIII века, можно вспомнить, что царь Борис Годунов тоже был первый, кто установил мораторий на исполнение смертной казни, дав обещание при вступлении на трон пять лет не казнить.
Это отметил и Пушкин, у него в монологе Годунова, дающего советы своему сыну, вступающему на престол, есть пророческие строки:
…Я ныне должен был
Восстановить опалы, казни – можешь
Их отменить; тебя благословят…
Со временем и понемногу снова
Затягивай державные бразды.
Примерно такой же раздвоенностью отличались и реформаторские действия императрицы Екатерины Второй – в девичестве принцесса Софья Фредерика Августа Анхальт-Цербская. Мне повезло увидеть развалины дворца в Германии, близ
Магдебурга, где она провела свою юность.