На самом-то деле пустых бутылок в ее еженедельном пакете почти не было. Во всяком случае, бутылок стеклянных. Были жестянки из-под пива, все чаще темных сортов, были пластиковые емкости, удачно имитирующие благородное стекло, но настоящее стекло обычно отсутствовало. Его Вера откровенно не любила за подлейшую привычку громко бряцать в самый неподходящий момент.
К примеру, открываешь изнутри металлическую входную дверь подъезда, при этом пакет, стукнувшись об эту дверь, издает торжественный стеклянный перезвон. А с той стороны двери – чинная мамаша с младенцем в коляске. Мамаша с удивлением выпучивает любопытные глазенки на пакет Веры и делает соответствующие выводы, которые при удачном стечении обстоятельств разносятся по всему дому.
Или оскальзываешься посреди двора на раскатанной мальчишками замерзшей луже, и из целлофанового мешка доносится «гряк!», что заставляет обернуться гражданина, идущего впереди. А он работает в администрации, Вера ежемесячно носит ему взятки, и ей крайне неприятно его внимание.
Таких инцидентов лучше было бы избегать. Однако пару вечеров назад, возвращаясь домой, Вера купила себе бутылку хорошего вина, а накануне вечером у них с Алексеем были гости, после ухода которых Вера допивала, сам на сам, текилу. Она сложила посудины в желтый фирменный пакет сети супермаркетов КУБ, и всю дорогу через двор вредные стекляшки звонко и весело позвякивали.
Раздраженная музыкальным сопровождением, Вера не собиралась задерживаться возле баков надолго. Подошла, размахнулась желтым пакетом и запульнула его в ящик. Не успела сделать и шагу в сторону, как перед ней появилась та самая Света Корпушкина, наследственная алкоголичка.
– Вера, ты чего это мимо ходишь, нос задрав? – Светка вроде бы шутила, а вроде бы и нет. – Богатая стала? А не помнишь уже, как вы с Аськой чуть не пухли с голоду? Нашли себе мужиков с бабками, значит, теперь можно с подругой не здороваться?
Сдержав усмешку, мысленно Вера поправила Светку: они не просто подруги, а подруги по несчастью. Вот стоят у помойки две алкоголички… А благодаря Алексею их могло объединить и кое-что иное, из-за чего смех превратится в слезы.
Стараясь не рассматривать Светкино помятое лицо, Вера растянула губы в неискреннюю улыбку и полезла в карман за сотней.
На деньги Светка воззрилась с самым оскорбленным видом:
– Это зачем?.. Ты за кого меня держишь? Я работаю, у меня зарплата немаленькая!
Вера с усилием отвела взгляд от ее потрепанного пальто, пожала плечами и вернула деньги на место.
– Извини, – сказала она, намереваясь пройти мимо соседки. – Не так поняла. Пока!
Пора было на работу, Вовка от Веры ждал бухгалтерский отчет.
Но Светка намеренно перегородила дорогу, подбоченившись, став между баками и солидной грязной лужей. Взгляд наследственной алкоголички был недобрым. Секунду назад ситуация казалась забавной, а сейчас уже нет.
– Света, пропусти меня, – строго сказала Вера.
– А куда это ты собралась? – громко спросила Корпушкина. – Не спеши! Ты должна мне моральный вред выплатить! Ты думаешь, если мы бедные, то с моей дочкой твой муж может что угодно делать? Плати мне сто тысяч!
В этот момент Вера все и поняла. Ей стало жарко и холодно одновременно, захотелось закричать.
– Не знаю, что ты там придумала, – ответила она, решительно протянула руку и сдвинула «подругу» с асфальтированной дорожки в лужу. – Иди уже отсюда, а ко мне не подходи. Поняла?
Смерила Светку очень холодным взглядом и направилась на остановку, не обращая внимания на несущиеся ей вслед вопли и проклятия. Сначала она прислушивалась – не разнесется ли на весь двор похабная тайна ее мужа, но быстро успокоилась: наследственная алкоголичка формулировала мысли таким образом, что суть ее претензий угадать было невозможно:
– Деньги неси мне, тварь!.. Я машину хочу купить!.. Ты заплатишь мне!..
Вовка понял, что хочет только одного – чтобы эта женщина не жила больше. И это не месть, не ненависть, не злоба. Это даже не наказание, потому что Вовке вряд ли подходила роль палача. Это было просто избавление от Аси, от женщины, из-за чьей похоти погиб ребенок.
Ее легкое порхание вольной птицы, радость человека, который понимает, что жизнь – это счастье, и наслаждается даром жизни в полной мере, казалось Вовке теперь самым настоящим преступлением. Почему она позволяет себе быть счастливой, не вспоминая о дочери?
Для очистки совести Вовус попытался заглянуть в душу женщины, которую все еще любил. Он надеялся найти там самые простые вещи: чувство вины и раскаяние, но ничего не обнаружил.
На все намеки и вопросы Ася отвечала одно и то же:
– Я так уставала с Анечкой, что иногда себя не помнила. Я уснула, понимаешь? Я же живой человек! Тебе хорошо, ты утром ушел на работу, вечером пришел, поиграл с ребенком и – спать. А я? Я ни одной ночи не спала с того дня, как она родилась, я ее кормила грудью, я ее укачивала, а она все плакала и плакала!
И ни слова правды.