Доллары за убийство Долли [Сборник]

— Вы правы. Два года назад контрабанда золотом, которой Мосс в ту пору занимался, перестала приносить доход. А вот изготовление поддельных паспортов, особенно для Америки, сулило баснословные прибыли. Отчего он и решил, что переплетчик, привыкший к тиснению гербов, справится и с официальными печатями.

— Удивительно, что Стевельс, который зарабатывает переплетными работами вполне прилично, принял это предложение. Разве что он ведет двойную жизнь, о которой мы ничего не знаем.

— Нет, двойной жизни он не ведет. Нищета, подлинная нищета, с которой Стевельс был так хорошо знаком в детстве и юности, обычно формирует два типа людей — расточителей и скупцов. Вторые, однако, встречаются чаще, и они так боятся, что нищета может навалиться вновь, что готовы пойти на все, лишь бы обезопасить себя от нужды. Судя по всему, в лице Стевельса мы столкнулись как раз с человеком такого типа. Об этом говорит список банков, в которые он делал вклады. Я думаю, что он рассредоточивал деньги вовсе не из стремления спрятать их получше. Мысль о возможном разоблачении ему и в голову не приходила. Стевельс не доверял банкирам, боялся национализации, девальвации и поэтому вносил деньги небольшими суммами в разные банки.

— Господин комиссар, из бесед со Стевельсом я понял, что он практически никогда не оставлял жену одну.

— Совершенно верно. Но зато она оставляла его одного, и мне понадобилось довольно много времени, чтобы это выяснить. Каждый понедельник, во второй половине дня, жена Стевельса отправлялась стирать в плавучую прачечную, расположенную недалеко от сквера Вер-Галан. И почти каждый понедельник Мосс приходил в мастерскую со своим чемоданом, а если он оказывался на улице Тюренна раньше времени, то дожидался ухода невестки, сидя в кафе «Табак Вогезов». Братья могли спокойно работать всю вторую половину дня. Инструменты и компрометирующие документы Мосс никогда не оставлял в мастерской. Он всегда уносил их с собой. Иногда, в понедельник же, у Стевельса оставалось время, чтобы подскочить в один из банков и внести на свой счет деньги.

— Я пока не вижу, господин Мегрэ, в чем заключалась в этом деле роль молодой женщины с ребенком, графини Панетти и…

— Мы к этому как раз подходим, господин Досен. Я начал с рассказа о чемодане потому, что изначально эта история беспокоила меня больше всего. Но с того момента, как я узнал о существовании Мосса и у меня возникли подозрения относительно характера его деятельности, на первый план вышел другой вопрос.

Почему во вторник, 12 марта, после царившего, казалось бы, в банде полнейшего спокойствия, все внезапно пришло в движение и члены преступной группы мгновенно рассредоточились?

Я имею в виду происшествие в Антверпенском сквере, свидетельницей которого случайно оказалась моя жена. Ведь еще накануне Мосс безмятежно квартировал у скульптора Гроссо на бульваре Пастера, а Левен с ребенком жили в гостинице «Босежур», куда ежедневно приходила Глория и уводила малыша на прогулку. Однако в тот вторник, около десяти часов утра, Мосс заявляется вдруг в гостиницу «Босежур», где прежде, судя по всему, появляться из предосторожности не осмеливался. Левен немедленно собирает чемоданы, мчится на Антверпенскую площадь и подзывает Глорию, которая, бросив ребенка, уезжает с ним. В середине дня все они исчезают, не оставив никаких следов.

Что же произошло 12 марта утром?

Позвонить Моссу никто не мог, поскольку в квартире, где он жил, телефона нет. Ни я, ни мои инспекторы в тот момент не предпринимали никаких действий, способных вспугнуть банду, о существовании которой, кстати, мы ничего тогда и не знали. Что касается Франса Стевельса, то он сидел в тюрьме Сантэ. Тем не менее что-то все же произошло. И только вчера вечером, вернувшись домой, я абсолютно случайно разгадал эту загадку.

Следователь Досен чувствовал такое облегчение, узнав, что человек, которого он упрятал за решетку, отнюдь не невинный агнец, что слушал Мегрэ с улыбкой на устах, словно ему рассказывали веселую историйку. Комиссар тем временем продолжал: