Доллары за убийство Долли [Сборник]

Ни один из полицейских, включая самого Старка, не подозревал, что за дверью квартиры в доме 122 находились те двое людей, которых они безуспешно искали уже целую неделю.

* * *

Такого носа, как у Корбетта, нельзя было встретить ни в одном штате. Он начинался пологим спуском, делал небольшой поворот влево, а затем уходил в крутой правый вираж, нависая над верхней губой сизой болтающейся грушей. Форма и цвет объяснялись двойным воздействием сухого «Бурбона» и немалого количества хуков, свингов и апперкотов, полученных в течение четырех лет в спортивном зале Санта-Фе, где Корбетт тренировался, готовясь к местным соревнованиям средневесов. Он забросил бокс для того, чтобы стать спортивным журналистом, долгое время был в команде Рокки Марчиано и, наконец, стал главным редактором местной газеты.

Когда вошел Боральский, он продолжал читать верстку, не взглянув на репортера и только протянув руку за листком бумаги. Он поручил Боральскому дело Крэнсона с самого начала и каждый день публиковал статьи на три колонки.

Обычно Боральский ограничивался одним листком, но теперь их было четыре, и Корбетт соизволил поднять голову.

— Что ты мне суешь? Забыл где работаешь? Мы пишем для работяг, им писанина ни к чему.

Боральский и бровью не повел. Он знал, что это будет нелегко протолкнуть; придется хорошо попотеть, чтобы выбить целых две страницы.

— Послушайте, патрон, это ведь необычное дело. Уж я-то знаю, зря что ли на нем пахал. Оно того стоит, поверьте.

Корбетт воздел руки к небу, и кончик его носа задвигался.

— Может, ты мне еще напишешь социологическое исследование с элементами психоанализа? Я тебе сто раз говорил: начнешь мне стилистические кренделя выписывать, сей же миг вылетишь.

Боральский присел на ручку кресла с выпирающими пружинами и щелчком сбил шляпу на затылок.

— Прочтите хоть, сможете тогда сказать, что читали то, что выбросили в корзину.

Корбетт, приподнявшись в кресле, сделал ложное движение корпусом вправо — старый трюк, приносивший ему так много удач в боях. Он никак не мог от него избавиться.

— Ах ты паршивый поляк, — завопил он, — у меня всего три часа, чтобы отправить верстку в типографию! Чтоб я терял время, читая твои свинячьи рассуждения на восьми страницах — и это о деле, для которого и одной за глаза.

Боральский встал, собрал листки и запихал их в карман своей ковбойки.

— О’кей, — сказал он, — нечего так сволочиться. Тисните еще раз фотографию укокошенной девчонки, напустите слез на десять строк, добавьте, что полиция по-прежнему ищет бандитов, — и завтра у вас будет пятьсот новых подписчиков.

Корбетт откинулся в кресле, так что лысина его уткнулась в черную грудь Джо Луиса, чья фотография была пришпилена на стене позади него.

— Даю тебе пять минут. Рассказывай, что ты смог выдоить из этой истории. А там поглядим.

Боральский, рухнув в продавленное кресло, положил ноги на редакторский стол и облизнул губы.

— Хоть я на сто процентов не уверен, — начал он, — и хоть отцовское горе вызывает у меня глубочайшее сочувствие, а все же вряд ли сегодня найдется жюри присяжных, которое послало бы Крэнсона на электрический стул, если, конечно, его схватят.

Корбетт навострил уши.

— Ты что, подсмотрел его гороскоп?

Боральский покачал головой:

— Да нет. Я просто навел справки у знающих людей. Его осудили поспешно и сделали не все, что полагается. Само преступление доказывает, что у него не все дома и мозги величиной с ядрышко ореха. «Нью-Йорк Таймс» опубликовала интервью с одним из надзирателей Доуфен-мора: Крэнсон так и не понял, что с ним делают, оживлялся только тогда, когда приносили пожрать, а на стул сел так, как я сяду в кресло кинотеатра. Ясно, что ему место в психушке, а не на электрическом стуле. И вот за этим парнем гоняется полиция всего штата, имея разрешение стрелять, как только его брюхо окажется на мушке. И еще одно…

— Что?

Боральский набрал в грудь воздуха:

— Он родом из Швеции. Если бы он был американцем, его судили бы иначе.

Глаза Корбетта блеснули.

— Это в тебе польская кровь взыграла, а?

Боральский знал, что именно сейчас надо выложить все козыри.

— Сегодня я встретил у Бонго одного из присяжных. После третьей рюмки он мне вывернул свое нутро. Он уверен, что приговор будет отменен.

Боральский, нашарив бычок в кармане потрепанной куртки, закурил.

— …Вот на это и нужно делать ставку. Надо опередить всех, объявив, что в этом деле три жертвы: Долли, ее хахаль и Свен Крэнсон. Даю голову на отсечение, что через два дня об этом завопят все газеты.

Корбетт, заворчав, провел легкий хук левой и блокировал воображаемый ответ справа. Глаза его были сощурены.

— Ну ладно, — сказал он, — тогда надо признать, что совершенно иначе выглядит роль Бэнсфилда. Если Крэнсон — полоумный бедняга, которого едва не зажарили по ошибке, то Бэнсфилд становится героем. Что-то вроде Робин Гуда.

Боральский энергично кивнул: