Долли

Весь день я провел, будучи прикован к письменному столу, и не вставал из-за него до глубокой ночи.

Вы поймете, насколько я был огорчен. Но это огорчение не было единственным. Вы действительно подвергли меня танталовым мукам — знать, что Вы так близко от меня, и не иметь возможности прийти Вас повидать; ибо таково мое положение!

«Вы уже меньше нас любите?» Неужели я заслужил подобную фразу? За то только, что из чистой и искренней привязанности исполнил по отношению к Вам долг деликатности? За то, что подверг себя очень чувствительному лишению только ради того, чтобы Вас не компрометировать, или подвергать нескромным пересудам, которые всегда неприятны для женщин. И вот мне награда.

Будьте уверены в том, что в любое время и несмотря на любое расстояние, которое нас разделит, Вы всегда снова найдете меня прежним по отношению к Вам. Я бесконечно жалею о том, что необходимость заставляет нас расстаться на такое долгое и неопределенное время.

Александр был занят неотложными делами и не раз нарушал свои обещания приехать. Долли в письме упрекнула его за это. Он ответил:

Я покорно подчиняюсь упрекам и даже наказаниям, которые трио соблаговолит на меня наложить. Прошу разрешения прийти, чтобы им подвергнуться, сегодня, между одиннадцатью и двенадцатью часами, так как это единственное время, которым я могу располагать.

Только покорно подвергнувшись наказаниям, к которым меня приговорят, я возвышу свой скромный голос, чтобы доказать свою невиновность, и надеюсь, она окажется настолько очевидной, что справедливость моих любезных судей полностью меня оправдает.

А.

Я вошел бы во двор, если Вы позволите.

Каменный остров. Понедельник вечером. Графине Фикельмон.

Дом готовился к посещению царя. Женщины наряжались, проверяли, в полном ли порядке столовая и гостиная.

Около одиннадцати часов Долли, накинув шаль, вышла во двор. Уже в глубоком сумраке она увидела высокую, чуть сутуловатую фигуру царя. Он шел медленно. Слишком медленно, как бы озираясь и не желая встретить посторонних. Очевидно, это так и было.

И когда Долли рванулась к нему навстречу, он остановился, принял ее почти в объятия, только не рискнул прижать к себе, а скользнул руками по ее рукам, от локтей и до кистей, и прижал к губам ее пальцы. Оба мгновение молчали.

— Я вас так ждала, — сказала Долли. — И правда соскучилась по вас.

— А я, думаете, не ждал, не скучал? Мне так редко приходится чувствовать в отношении к себе простую человеческую правду, безыскусственность, которая так естественна в вас, милая Долли. Я так и знал, что вы поймете мою приписку и выйдете ко мне навстречу. Побыть с вами наедине хотя бы несколько минут — это большое счастье.

Он взял ее за руку и, заметив в воротах мелькнувшую тень, сказал с сожалением:

— Однако нам надо идти.

А Долли подумала, но не рискнула сказать, что у нее-то в доме они могут сидеть наедине в гостиной сколько угодно. Мать и сестра не откажут ей в этой невинной радости.