Дольмен

Мари, что с ней случалось редко, полностью потеряла контроль над своими действиями, дала волю своим желаниям, чувствуя себя одновременно могущественной и покоренной, преображенной и успокоенной, словно она была новичком в любви.

Ее «бессознательное» настолько полно высвободилось, что когда возник ее страшный кошмар, он развернулся с еще большим размахом, чем прежде. Чудовищная свистопляска, где перемешалось все: кровь, пена, тени, световые пятна, ной, хрипы, – вновь завладела ею со все возрастающей интенсивностью до своей высшей точки – видения в образе огромного глаза, неподвижного и сверкающего, который взорвался в ее голове.

Она закричала.

Люка с трудом растолкал ее, чтобы она поскорее очнулась.

– Снова кошмарный сон? Ну-ка расскажи мне о нем!

Неспособная отвечать, Мари встала и прошла в ванную, чтобы плеснуть на лицо воды и постепенно обрести ясность в мыслях. Хорошо знакомым ему жестом она собрала волосы и завязала их в узел.

– Трудно… все так запутано, но… каждый раз, перед самым пробуждением, у меня возникает чувство, что я вот-вот все пойму, что я уже знаю… как это лучше сказать?… знаю физически. Будто тело мое уже переживало подобное.

На ее лице появилось выражение: дескать, речь идет об иррациональном. Но Люка не отставал:

– Когда это все началось?

– Я была еще совсем маленькой. Мать отвела меня к врачу, и тот поставил диагноз: ночные кошмары – распространенное явление у детей. К восьми-девяти годам все прошло, а потом вдруг возобновилось, с еще большей силой, начиная с ночи, когда был убит Жильдас.

Люка смотрел на нее с таким вниманием и сосредоточенностью, что это резко контрастировало с двумя непокорными прядями волос, торчавшими у него на голове, как перья индейцев, и отметиной простыни на щеке. Ее охватило чувство нежности к нему, и, ощутив внезапное облегчение, она прыгнула на кровать и взлохматила ему волосы.

– В прежней жизни, должно быть, я служила юнгой на «Мэри Морган» и была зарезана береговыми разбойниками.

Но Люка оставался серьезным, симптомы были слишком очевидны, чтобы относиться к ним с пренебрежением: ей обязательно нужно обратиться к психоаналитику, который поможет объяснить эти навязчивые видения. Хороший результат мог дать и гипноз, выводя на поверхность травмирующее психику событие, перешедшее в область «бессознательного». Мари засомневалась:

– Я совсем не поддаюсь таким штучкам.

– В этом случае перед сеансом гипноза назначают легкое успокаивающее средство.

– Успокоительное? Наподобие мезадрола?

Неожиданно мысли обоих словно пронзило молнией, и они заговорили, перебивая друг друга:

– А что, если убийца подвергал бывших береговых разбойников гипнозу, чтобы заставить их заговорить перед смертью?

– Выведать, где спрятано золото, например?

– Необходимо выяснить, насколько наша гипотеза правдоподобна, и для этого проконсультироваться у специалиста.

Мари кивнула:

– Воспользуемся поездкой в Брест для посещения камеры предварительного заключения, в которой находится Ивонна. Я сама сообщу ей о смерти дочери.

Когда они садились на паром, Ферсену сообщили по телефону о результатах вскрытия тела Гвен. Как и у остальных, в крови был обнаружен мезадрол. Оба подумали об одном и том же.

– Если мы рассуждаем правильно, это означает, что убийца хотел получить от Гвен какую-то информацию.

– Но какую?

Входя в ворота брестской тюрьмы, Мари подумала с сочувствием, что Гвен была единственным на свете человеком, которого Ивонна любила.

Нечеловеческий вопль, вырвавшийся из груди Ивонны, не давшей Мари закончить первую фразу, по силе мог сравниться только с ее отчаянием. Ее лицо мгновенно помертвело, глаза закатились, тело скорчилось, она обеими руками схватилась за живот, словно у нее вырвали внутренности.

Это переполошило двух жандармов, ворвавшихся в зал для свиданий.

– Мы зайдем позже… – пробормотала Мари.

Ивонна с силой, которой трудно было ожидать от пожилой женщины, оттолкнула жандармов, собиравшихся ее увести.

– Нет! Останьтесь! Они ее убили, значит, должны заплатить! Не хочу, чтобы виновные вышли сухими из воды!

– Виновные?

– Да, все мы! Мы виноваты, родители! Они были просто малыми детьми! Гвен, девочка моя, Гвен!

Тело ее сотрясли рыдания. Люка мгновенно ухватился за это высказывание.

– Что за дети?

Она бросила взгляд на Мари, который пронзил ее как пуля, потом устремился куда-то вдаль, в прошлое.

– Моя Гвен, твои братья, Ив Перек, Пи Эм и Кристиан. Он тоже входил в их компанию. Головы детей были набиты глупыми рассказами, этой проклятой легендой. Малышка моя, почему я не оставила тебя рядом с собой той ночью?…

– Ночью двадцатого мая тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года?

Ивонна едва кивнула и начала свой рассказ, словно на исповеди, которая принесла наконец ей освобождение, увы, слишком поздно.