Дольмен

– О чем ты говоришь?! Жильдас был мертвецки пьян. Все мы набрались… – Ив расстегнул ворот куртки. – Взгляни!

На шее мэра отчетливо выделялись три глубокие царапины.

– Возвращался домой в час ночи и свалился в заросли туи…

Но Мари его не слушала.

– Пока оставишь тело брата у себя в медицинском кабинете, а я тем временем оформлю документы для доставки его в брестский Институт судебно-медицинской экспертизы.

Перек посмотрел на нее как на умалишенную и, без сомнения, нашел бы, что ей возразить, но Мари уже удалялась.

Оставшись наконец в одиночестве, Мари подошла к самому краю берега, чтобы в последний раз взглянуть на бухту, где волны прилива, то набегая, то отступая, смывали с песка кровь ее брата. Правда ли морская вода была красноватой, или это игра воображения, вызванная недавно пережитым кошмаром? Нет, на пляже не осталось ни малейшего следа от случившейся трагедии. Чего нельзя было сказать о сердце Мари.

* * *

К ней приближался человек, чье лицо, как зеркало, отражало одолевавшие его горестные чувства. К телу он прижимал моток тряпок, бывших скорее всего когда-то белого цвета. Несмотря на его массивность, походка мужчины казалась по-детски неуверенной, порой он делал какие-то странные скачки. Подойдя к Мари, он молча опустил свою лапищу на ее плечо.

Сорокадвухлетний Пьеррик Ле Биан из-за врожденного дефекта бедра был обречен на пожизненную хромоту. Мальчику не исполнилось и шести лет, когда однажды его нашли, промерзшего до костей и сильно чем-то напуганного, неподалеку от Ти Керна, как раз в ночь страшной бури, о которой жители острова помнили до сих пор. Тогда-то Пьеррик и утратил дар речи, остановившись в развитии на уровне шестилетнего ребенка. Злые языки, правда, утверждали обратное: он, дескать, уже родился идиотом, что было неудивительно при таком отце. Ведь Эрве Легелек, которого в детстве воспитывали всем островом, был форменным деревенским дурачком. Тем не менее все сходились во мнении, что с Пьерриком дела куда лучше. Главное, он не унаследовал буйного нрава своего папаши, во всяком случае, до сей поры никак его не проявлял.

Когда тяжелая ручища Пьеррика легла ей на плечо, Мари покачнулась и чуть не закричала. Но вместо того чтобы столкнуть вниз, рука потянула ее назад, будто хотела уберечь от падения. Ее черты лица мгновенно разгладились, когда Мари узнала Пьеррика, и она ласково попросила отпустить ее. Однако тот сильнее прежнего вцепился в нее, почти отрывая от земли, на его физиономии появилось выражение ужаса, и тогда Мари поняла, что, должно быть, немой увидел труп и до сих пор не может прийти в себя.

– Знаю, Пьеррик, знаю. Большое горе… Но тебе пора домой – Гвен будет волноваться.

Тот яростно затряс головой, раскачиваясь из стороны в сторону. Из его рта вырывались нечленораздельные звуки. Пьеррик хотел ее о чем-то предупредить, только о чем? У Мари не было ни времени, ни желания отгадывать загадки. Она взяла его за руку.

– Пошли, проводишь меня.

Первые лучи солнца заскользили по менгирам, обращенным на восток. По серой каменной поверхности одного из них сбегали два красных ручейка.

Кровь!

Затаив дыхание, Мари посмотрела вверх. Кровь сочилась из самой середины глубоко вырезанного на камне символа. «Из каменного сердца брызнет кровь…»

Знак напоминал букву «V». Расправленные крылья. Птица. Чайка. Окровавленная чайка в ее фате. Чайки, терзавшие тело Жильдаса.

У нее все поплыло перед глазами. Словно молния высветила то, что произошло накануне. Ей вспомнилось побелевшее лицо Жильдаса, когда он увидел мертвую чайку в свадебной фате.

Кристиан назвал это случайностью. Дескать, мальчишки подбили птицу из рогатки. Фата сушилась возле окна. Несчастная чайка нашла в ней свою смерть. Ничего другого. Мать поспешила унести фату, чтобы поскорее ее выстирать, со словами: «Завтра и следа не останется!»

Случайность. Она ухватилась за эту мысль. Так было проще, спокойнее. Все равно что забыть о детских кошмарах, вернувшихся к ней из прошлого.

Теперь она убедилась в обратном – все взаимосвязано.

Чайка. Фата. Кровавая пена. Жильдас. Мари.

– Вчера было полнолуние, – раздался чей-то голос.

От неожиданности Мари вздрогнула. Обернувшись, она встретилась взглядом с Рианом. Писатель ответил на вопрос, который она только собиралась ему задать.

– Вчерашним вечером я прогуливался по таможенной тропинке, но никого не встретил, если не считать Пьеррика Ле Биана, который бродил возле менгиров, странно жестикулируя.

Мари машинально посмотрела вслед Пьеррику, удалявшемуся неровной, подпрыгивающей походкой с мотком тряпок под мышкой, потом вновь перевела взгляд на Риана.

– Раз вы заговорили о полнолунии, – заметила она, внимательно следя за его лицом, – значит, вам известна легенда о береговых разбойниках?

– Более того, из-за нее я и приехал сюда, – ответил писатель. – Она легла в основу моего следующего романа. По легенде…

– …в полнолуние менгиры обагряются кровью убиенных, – прервала его Мари. – Скажите, вы верите в сверхъестественное?

– Здесь все в это верят, – уклончиво ответил он. – А вы нет?