Долой возраст, к чёрту дом!

На протяжении всей нашей беседы Кэтрин проявляла огромное терпение. Тим сидел на кухне и безучастно слушал наш разговор о том, какая смерть может ждать Норму, какие симптомы у нее могут наблюдаться и каким образом мы можем поддержать ее в этой нелегкой борьбе.

«Уф, я не часто так откровенно разговариваю с близкими своих пациентов», – с облегчением выдохнула Кэтрин. Она была похожа на подростка-отличника, сообщающего своим родителям, что получил четверку, не зная, как они отреагируют на эту новость. «Такие беседы бодрят даже больше, чем вы можете себе представить», – добавила она.

Мы уже слышали подобное от другой медсестры, но все еще не могли переварить эту информацию. «Ваши слова меня удивили», – ответила я, считая, что многим другим семьям куда лучше удавалось справиться с подобной проблемой. Однако, очевидно, мы были не единственными, кто боялся говорить откровенно о таких вещах. «Я думала, когда пациент попадает в хоспис, для него это становится обычной темой для разговора, – продолжила я, – выходит, мы все оказываемся трусами, когда дело доходит до этих вопросов».

Перед уходом Кэтрин взяла с меня обещание поговорить с Нормой о возобновлении приема лазикса, но не посвящать в это ни Тима, ни кого-либо другого. Это должно было остаться между нами.

На следующий день мы с Нормой остались наедине (Тим вышел прогуляться). Мы говорили о том, что на ее часах, неумолимо бегущих вперед, осталось совсем мало времени, а потом я вернулась к тому, что сказала нам медсестра: в легких Нормы застаивается жидкость, и это только приближает ее конец. Если она начнет снова пить лазикс, то он сможет на время очистить ее легкие. Дышать ей станет легче, и она, вероятно, выиграет пару недель – однако, в конце концов, этот момент все равно настанет, и она в любом случае скоро покинет нас.

«Я понимаю», – сказала она. Норма не плакала, она просто взяла меня за левую руку, а в глазах ее читалась поразительная ясность ума.

Я провела правой рукой по ее пухлой, отекшей ноге. «Мне нужно, чтобы ты подумала, хочешь ли ты снова принимать лазикс, чтобы вывести застоявшуюся жидкость», – сказала я.

Я видела, что Норма пытается подобрать слова. Не дав ей заговорить, я быстро продолжила: «Не обязательно отвечать прямо сейчас. Я надеюсь, ты тщательно все взвесишь. Это твоя жизнь и твое решение. И что бы ты ни решила, мы будем на твоей стороне. Мы примем любой исход. Что бы ты ни решила, у нас есть лекарства, которые помогут тебе уйти в мире и покое, ты ничего не почувствуешь».

Она молчала. «С Тимми все будет в порядке», – сказала я. Она закрыла глаза. «Я тоже смогу справиться с этим. И Ринго сможет». Она не отвечала.

«Поговорим об этом завтра», – предложила я. Тут она открыла глаза: «Ладно». Мужества ей было не занимать. «Норма, ты самый смелый человек из всех, кого я знаю, – сказала я, – я так думала о Стейси, но я изменила свое мнение, теперь я думаю, что это…»

Не успела я закончить, как она, глядя прямо мне в глаза, прошептала: «Я пью «эликсир Стейси».

Я понимала, что это значит. Она черпала силу из источника, который есть у каждого из нас: свой ангел-хранитель или свой супергерой.

На пару мгновений я задержала свой взгляд на ее небесно-голубых глазах. Я знала, что к ней пришло осознание всего происходящего. Она готовилась отойти в другой мир и хотела сделать это с достоинством. Если смогла Стейси, то сможет и она.

Я прошептала в ответ: «А не подскажешь, где взять «эликсир Стейси?»

В полудреме она все же собралась с силами и ответила: «Тебе придется самой отыскать его».

Затем нас ждал очередной ужасный поход в туалет. Я приговаривала: «Ставим одну ногу, теперь другую ногу», – и так мы медленно шли в уборную, смеясь по дороге.

«Эликсир Стейси» помогал нам обеим.

Ровно в 9 вечера мы с Тимом взялись за привычную работу: провести Норму из одного конца фургона в другой и уложить ее спать. Мы помогли ей вылезти из кресла, отцепив длинный шланг подачи кислорода, чтобы она не запнулась о него во время ходьбы. Ринго встал с насиженного места рядом с ножкой ее кровати и отправился в передний отсек фургона.

По пути мы напевали ремейк хита «The Champs» 1958 года под названием «Текила». С каждым шагом улыбка Нормы становилась все шире. Когда мы дошли до раздвижной двери, разделявшей наши комнаты, Норма двигала бедрами в ритм, который задавал Тим, хлопая себя по ногам. Мы не могли сдержать смех. «Если бы мы не смеялись, нам пришлось бы плакать», – сказала Норма, переводя дыхание. Она была права, как никто другой.

Мы дважды вставали ночью, чтобы отвести Норму в туалет и обратно в спальню. Нам приходилось менять ей памперсы, отключать кислородные трубки и управлять ее ногами, которые с каждым разом становились все слабее. Она с трудом могла передвигать ими.

* * *

На следующее утро за завтраком (Тим приготовил для нас крабовый омлет) у меня появилась возможность вернуться ко вчерашнему разговору с Нормой и узнать о ее решении. «Помнишь, накануне мы говорили о лазиксе и застое жидкости в ногах и легких?»