Долор. История принца-инвалида

«Бедная маленькая подружка невесты… в розовом хлопковом платье… хотя, несомненно, такой красивой девушки никогда не было».

Итак, после минутной паузы процессия двинулась дальше. Это было великолепное шествие! Герольды в ливреях синего и серебряного цвета; фрейлины в нарядах малинового и золотого цветов; и группа маленьких девочек в ослепительно-белых платьях, несущих корзины с цветами, которые они рассыпали перед няней и ребенком, – и наконец двадцать четыре крестных отца и крестные матери, настолько гордые, насколько это возможно, и такие великолепные, что невозможно было смотреть на них, ибо они совершенно затмили своего маленького крестника – просто груду кружев и муслина с детским личиком внутри – если бы не балдахин из белого атласа и страусовых перьев, который держали над ним везде, куда бы его ни носили.

Процессия двинулась дальше. Великолепное шествие!

Таким образом, когда солнце светило на них через окрашенные окна, все стояли; король и его свита с одной стороны, принц и его слуги – с другой, зрелище столь прекрасное, какого никогда не видели в этой стране.

– Это всё, прямо как в сказке, – прошептала старшая девочка следующей за ней, вытряхивая последнюю розу из своей корзины, – и я думаю, что единственное, что сейчас нужно принцу, – это фея-крёстная.

– Какому принцу? Этому? – сказал сзади пронзительный, но мягкий и не неприятный голос; и среди группы детей был замечен кто-то – не ребенок – но всё же ростом не больше ребенка: кто-то, кого раньше никто не видел и кто, конечно, не был приглашён, потому что на ней не было одежды для крещения.

Это была маленькая старушка, одетая во всё серое: серое платье, серый плащ с капюшоном из чрезвычайно тонкой ткани и оттенка, который, казалось, постоянно менялся, как серый вечерний небосвод. Её волосы были седыми, и глаза тоже; и даже на лице её лежала какая-то мягкая серая тень. Но в ней не было ничего неприятно старого, и её улыбка была такой же нежной и детской, как у самого принца, и она промелькнула на его бледном личике, как только старушка подошла достаточно близко, чтобы коснуться его.

– Береги себя. Не дай ребёнку снова упасть.

Юная нянечка вздрогнула, сердито покраснев.

– Кто говорил со мной? Как кто чего узнал? Я имею в виду, какое кому до этого дело? – Затем, испугавшись, но говоря всё более и более резким тоном, чем имеют обыкновение говорить молодые дамы, она затараторила: – Эй, мамаша, будьте так любезны, говорить не «ребёнок», а «принц». И вообще, держитесь от него подальше, его королевское высочество собирается почивать.

– Тем не менее, я должна поцеловать его. Я – его крестная мать.

– Ты! – воскликнула элегантная нянечка.

– Ты!! – повторили все господа и дамы, стоявшие в ожидании.

– Ты!!! – вторили пажи и герольды – и затрубили в серебряные трубы, чтобы прекратить дальнейшие разговоры.

Процессия принца собралась для возвращения – король и его поезд уже двинулись к дворцу, – но на самой верхней ступеньке мраморной лестницы прямо перед всеми стояла маленькая старушка в сером платье.

Она с помощью своей палки приподнялась на цыпочках и трижды поцеловала маленького принца.

– Это невыносимо, – воскликнула молодая нянечка, быстро вытирая поцелуи кружевным носовым платком. – Такое оскорбление для его королевского высочества. Уберись с дороги, старуха, или я всё расскажу королю.

– Жаль только, король ничего обо мне не знает, – равнодушно ответила старуха, как будто думала, что потеря больше расстроит его величество, чем её саму. – Мой друг во дворце – жена короля.

– Жены королей называются королевами, – сказала кормилица с презрительным видом.

– Вы правы, – ответила старуха. – Тем не менее я хорошо знаю её величество и люблю её саму и её ребенка. И поскольку вы уронили его на мраморную лестницу (это она сказала таинственным шёпотом, от которого молодая дамочка задрожала, несмотря на весь свой гнев), – я решила взять его себе. Я его крестная мать, готовая помочь ему, когда он захочет этого.

– Так помогите же ему! – загомонили все няньки, разрываясь от смеха, на который старуха не обратила ни малейшего внимания. Ее мягкие серые глаза были прикованы к принцу, который, казалось, отвечал на этот взгляд, снова и снова улыбаясь беспричинно, бесцельно, как улыбаются младенцы.

– Его Величество должен услышать об этом, – сказал один из пажей, будущий придворный.

– Его величество через минуту или две услышит достаточно новостей, – с грустью сказала старуха. И снова потянувшись к маленькому принцу, она торжественно поцеловала его в лоб. – Вас назовут новым именем, о котором никто никогда не думал. Будь же принцем Долором, в память о своей матери Долорес.[1]