Должно было быть не так

Глава 24. ХАТА 211. ПЕРЕВАЛ

В кабинете Косуля и Ионычев.

— Вот Вы и отдохнули в институте… — растерянно молвил следак. — Ничего не поделаешь, будем работать дальше. Проведём допрос. Кстати, вам привет от Макарова.

Ясно. Попытка ухватиться за обналичку. Ею занимается 100 % существующих банков. Вычислить, с кем проводилась эта работа, легко, доказать — невозможно. Одна из сторон многогранного идиотизма российской финансовой системы заключается в запрете наличного расчёта между юридическими лицами и ограничениивозможности получать наличные деньги; следовательно, «чёрный нал» автоматически становится главным средством платежа, а наличность добывается обходными путями, формально незаконными. Не слишком весело обстоят дела у Сукова, если пошла речь о сопутствующем обвинении.

— Вам, Вениамин Петрович, тоже привет.

— От кого?

— От Васятки.

— Какого Васятки?

— Который плясал вприсядку. Я отказываюсь от показаний и отказываюсь разговаривать с Вами. Основания прежние.

— Алексей Николаевич! Вы уже пять месяцев в тюрьме, это довольно много, пора уже заговорить. Хотите, мы Вас переведём в Лефортово? Там условия мягче, в камерах полы деревянные. В обмен на показания. Вы же себя не очень хорошо чувствуете?

— Александр Яковлевич, — обратился я к Косуле, — с господином следователем я сегодня говорить не буду, а Вас попросил бы остаться. В Ваших же интересах. Или я ошибаюсь? Может быть, мне следует приступить к даче показаний?

— Это Ваше право, — ответил Косуля, и его брови зажестикулировали, как на голове у замурованного по шею.

— Ну и будете здесь сидеть ещё очень и очень долго, — обиженно сказал Ионычев. — А я к Вам приду только через полгода, больно надо мне здесь в очередях стоять.

Я закурил и сделал вид, что углубился в свои записи.

— И курить я запрещаю! — вскипел следак.

Затушив окурок в большой металлической пепельнице, которые есть почти в каждом следственном кабинете, я закурил новую, покачивая в раздумье головой над раскрытой тетрадью.

— Вы будете говорить?

— Не исключено, — мельком отозвался я, не подни-мая взгляда от тетради.

— Когда? — с недоверием и надеждой спросил Ионычев.

— Посмотрим, это от него зависит, — опять-таки изучая записи, я ткнул пальцем в сторону Косули.

— А давай сейчас! — с энтузиазмом воскликнул следак.

— Разве я похож на Вашу жену?

Ионычев схватил бумаги и вышел из кабинета. Установилось традиционное молчание. Первым заговорил Косуля:

— Алексей!

— Стоп, Александр Яковлевич. Кажется, Вы ничего не поняли. Я говорил ещё про одного адвоката? Говорил. До свиданья. Больше ничего общего у нас нет. В следующий приход Ионычева я приступаю к даче показаний.

— Я тебе клянусь, Алексей! — жарко зашептал на ухо Косуля, шурша целлофановым пакетом, — все будет хорошо! Тебя же перевели на спец, теперь ведём переговоры, чтобы на больницу в Матросскую Тишину, там сделают диагноз — и на суд, на изменение меры пресечения! Я надеюсь, ты здесь не писал заявления в суд? Это была бы большая глупость. Мы с таким трудом изымали твои заявления из Преображенского суда! На изменение меры можно ехать только с медицинской справкой и к своему судье. Алексей, ты должен потерпеть, у нас есть в Тверском суде завязки. Мы тебе дадим знать, когда писать заявление.

— Не стоит трудиться. Заявление написано и отдано в спецчасть.

— Когда?!

— Давно.

— Ты с ума сошёл! Ты должен отказаться! Пойми, только со справкой!

— Хорошо. Я откажусь, если буду уверен, что меня переведут на больницу. Немедленно. Завтра. И не позже. — Да нет в Бутырке больницы! А на Матросске очередь, надо ждать.

— Есть на Бутырке больница. Медсанчасть называется. Сто долларов в месяц стоит. Так что завтра. И не позже. Тогда и с адвокатом подожду. Но тоже не долго. А то вообще не стану ждать.

— А ты не боишься… — взялся за старое Косуля.

— А мне, Александр Яковлевич, по х.. . Не хотите — не надо. Прощайте.

— Ладно, Алексей, — будет тебе больница, — с угрозой согласился адвокат.

Я встал:

— Мне пора. Меня братва ждёт. Вы знаете, Александр Яковлевич, как много хороших людей я здесь встретил, и, представьте, некоторые уходят на волю, даже киллеры. У меня со всеми лады.

— Я знаю, — сурово отозвался адвокат.

На следующее утро меня заказали с вещами.

— Жаль, не успел я тебя развести, — сказал на прощанье военный переводчик, поблёскивая глазами.

— Ничего страшного, — посочувствовал ему я.

Итак, если на общак — я проиграл, если на больницу — победил. В любом случае, тесный контакт Косули с администрацией тюрьмы налицо, и его надо выжимать, как бельё после стирки, а точнее как выжимают меня. Косуля должен бояться днём и ночью, ежечасно, пока не выйду на волю, а там можно рискнуть даже жизнью, в первый же день уйду в бега.